ПРЕВЕД победителю
Шрифт:
— Как жизнь?
— Херово, — ответил Свечкин, — настолько херово, что если мне предложат бутылку водки за убийство, я мигом убью.
— Вот как? — Анжеле очень захотелось, чтобы лифт поскорее приехал. — Там, наверное, будет выпивка, и убивать никого не придется.
По ходу круглого стола всем приглашенным авторам стало ясно, что Анжела спит с Кульбергом. В сущности, вопросы он задавал только ей. Она двусмысленно улыбалась, пила вино и задерживалась длинным взглядом на Колиной ширинке. Остальным, скорее всего,
Улизнув из «Плаката», как им казалось, незаметно, хотя все прекрасно все поняли, Анжела с Кульбергом направились в японский ресторан.
— Ты потрясающе выглядишь, — сказал Коля, сжимая Анжелино запястье.
— Я тебя так люблю! — ответила она, улыбаясь.
Вино окрасило ей зубы, но Кульбергу было все равно.
— Я тебя люблю, — повторил он.
— Хочешь, я с мужем разведусь? — удивила Анжела.
— Да, — сказал Кульберг.
Потом были бешеные хмельные толчки в японском туалете. Расплатившись, они вышли в темноту, и, купив у метро по коктейлю, медленно пошли по главной московской улице. Расстались у метро «Охотный ряд», Анжела плохо держалась на ногах и поймала машину.
Коля Кульберг поехал до станции «Университет», глупо улыбаясь. Около дома купил шоколад с орехами. Жена смотрела передачу «К барьеру!» — самый конец.
— Ты хотела поговорить о будущем, — начал Кульберг, почему-то заикаясь и не чувствуя ни малейшего раскаяния перед женой.
— Да, Коль, — сказала она с блаженной улыбкой, — сегодня все подтвердилось, я жду малыша.
6
Мила Свечкина так и не оправилась после вторых родов. Правда, об эффекте, который производит ее тело, запахнутое в короткий фланелевый халатик (еще покойной мамы), она не задумывалась.
— Знаешь, Свечкин, — сказала Мила за завтраком, — пойду-ка я на режиссерские курсы.
Свечкин поднял лицо от гречки и тускло посмотрел на жену.
— Да, я все уже рассчитала, это будет стоить половину денег, которые присылает Рекс. В первый месяц и в последний. Учеба длится полтора года…
— Заткнись ты, коза! — вдруг грубо оборвал Свечкин. — Какие, на хуй, курсы тебе, дура! Старуха!..
Ошарашенная Мила несколько секунд оставалась за столом, а потом, подхватив захныкавшую Маринку, убежала.
Мила была на десять лет старше Свечкина. Теперь, когда его природный жестокий цинизм настоялся до нужного градуса в дубовой бочке нищеты и лишений, он понял, что с Милкой пора завязывать.
Приехав в Москву из жуткого пьяно-морозного Абакана, Свечкин ухватился за нее — пускай с ребенком, но зато со своей квартирой — не век же Свечкину ютиться в литинститутовской общаге. Возможно, на какое-то время он даже увлекся Милой, но со временем
Сам-то он полагал, что ничего хорошего, как, впрочем, и плохого в этом мире нет, да и сами люди — не хорошие, не плохие, а просто куски мяса. Наслаждение и боль — вот и все, что нам дается жизнью. Главная же несправедливость заключена в том, что две эти вещи распределены среди людей крайне неравномерно. У Свечкина, к примеру, только тоска и мучения, у других же — секс, хороший алкоголь, машины, деньги.
Полгода назад Мила снова залетела и радостно сообщила Свечкину, что будет рожать. Он запретил. Ругался, даже ударил ее пару раз. Представляя, что вскоре опять предстоит бессонный год, мерзкий надрывный ор, ранние подъемы в поликлинику, пеленки в говне и моче — Свечкин скрежетал зубами.
Жена сделала аборт (еще двести долларов), но с тех пор что-то у них разладилось. Свечкин часто ловил на себе ее укоряющие взгляды. Она, конечно, считала его извергом и человеконенавистником, да он и был таким.
Пока она ныла в маленькой комнате, Свечкин доел омерзительный завтрак, запил стаканом кипяченой воды. Осталась всего одна пачка сигарет, зарплата — в конце недели. Разозлившись, он все же вскрыл мягкую, с голубым кружком «Яву», пошел покурить на лестницу.
Дым отдавал чем-то сладким, нижние зубы сводило.
«Я не хочу так жить, не хочу курить это дерьмо, — думал Свечкин, — почему же всю жизнь одно и то же?.. Да, я мало работаю, но я много пишу, я отлично пишу, да и не показатель это вовсе! Что, все люди, которые хорошо живут, работают? Да ни хрена! Может, Анжелка работает? Или Кульберг? Откуда, интересно, у Кульберга денежки, чтобы вести эту суку в ресторан? В ресторан он ее повел, мудила. Да она и так бы дала, после двух стаканов…»
У Свечкина вдруг возникла неожиданная мысль пригрозить Анжелке обнародованием ее связи с Кульбергом перед мужем. Пошантажировать.
Что для нее тысяча баксов? Она туфли себе дороже покупает! А Свечкину эти средства откроют новые перспективы.
Посасывая сплющенный окурок, он размечтался, как снимет недорогую комнатку сразу на несколько месяцев, может, на полгода. Зарплаты ему одному вполне хватит, можно будет даже купить новую одежду, а то он ходит в одних штанах по три года. О ботинках и вспоминать не хочется.
Дверь Свечкинской квартиры приоткрылась, выпустив лицо жены с опухшими глазами и надутой губой:
— Тебя к телефону, — процедила она.
Олег Свечкин затоптал бычок тапком и пошел домой.
В трубке зазвучал взволнованный голос Анжелы.
«Сама пришла, — довольно подумал Свечкин, — сука».
— Олег? — говорила Анжела. — Олег, мне надо с тобой поговорить. Помнишь, ты вчера сказал… ну, что, тебе очень нужны деньги, и ты готов… как бы… на все?