Превратности жизни: Альтернативная реальность
Шрифт:
– А потом что было?
– Потом было уже скучно: появились какие-то люди в темных мантиях. Из отдела министерства по улаживанию таких проблем. Маме объяснили, что я волшебница, память почти у всех стерли… И у этой Милдред тоже! Представляешь, она такая противная, что я до сих пор терпеть не могу это имя. Меня строго-настрого предупредили, что я не должна больше колдовать.
– Сколько лет тебе было? – полюбопытствовал Питер.
– Десять, я потом еще почти год с этой Милдред в школе училась, – Хейли выразительно закатила глаза. – Ты не представляешь, как мне иногда хотелось снова её заколдовать!
– А что не заколдовала? По закону, если ты еще не ученик, тебя нельзя наказать за использование магии, тем более без палочки.
– Не
– А главное, ты очень скромная, – пошутил Питер.
Хейли смутилась, но, поняв по широкой улыбке Питера, что тот шутит, рассмеялась.
– Это ты так на меня действуешь, – бесхитростно пояснила она. – Обычно я с парнями слова выдавить не могу. А ты? Как ты узнал, что ты волшебник?
Казалось, Хейли задала простой вопрос, но Питера словно подменили, смеющийся парень мгновенно пропал, вместо него на девушку смотрел мрачный незнакомец.
– Что-то не так? – встревожено глядя на него, спрашивает Хейли.
Питер закрывает глаза и мысленно приказывает себе: «Возьми себя в руки! Это просто вопрос».
– Голова заболела, – он пытается улыбнуться девушке, но вместо улыбки получается только жалкая гримаса. – Извини, я, наверно, пойду к себе.
– Конечно, иди, – продолжая смотреть на него с тревогой, соглашается с ним Хейли.
Питер поворачивается и идет к школе. В голове мелькает мысль:
« Теперь она точно будет считать меня странным и больше никогда не подойдет ко мне».
И от этого ощущения ему становится еще хуже, никакие уверения в том, что ему не очень-то и нужна эта пуффендуйка, не помогают. Впервые какая-то девушка сама проявила к нему интерес. Он никогда не пользовался у девушек такой же бешеной популярностью как Джеймс или Сириус. И даже уважением и почтением Римуса. А был для всех просто Питером Петтигрю. Раньше это почти не напрягало парня, у него были друзья-мародеры и больше ничего не было нужно. Но сейчас, глядя на друзей, ведущих активную сексуальную жизнь, он начинал им завидовать. Хотя Римусу завидовать было незачем, у него по-прежнему не было девушки, но Питер-то понимал, что девушки у Лунатика нет потому, что он сам боится её завести. Боится причинить боль, поэтому и влюбился в недоступную Нарциссу. Питер читал где-то в маминых маггловских книжках по психологии, что есть такой комплекс у человека. Он выбирает себе почти недосягаемый объект и влюбляется в него, при этом не совершая никаких попыток завоевать данный объект, придумывая себе разные предлоги, чтобы оправдать собственное бездействие. Питер считал, что все это полностью подходит его другу и пытался объяснить это Римусу, но тот упорно не хотел этого признавать, рассердившись на доморощенного психолога и посоветовав ему заняться собственной жизнью. Питер не злился на Римуса, он и сам понимал, что все это подходит и к нему тоже, потрясение, которое он получил в детстве, оставило на нем свой след, даже когда ему начали сниться обычные подростковые сны про секс, то они перемежались с кошмарами, плавно переходя из одного в другое. К примеру, Питер оказывался во сне в постели с обнаженной красивой девушкой, вот он проводит по её красивой спине рукой, потом девушка и поворачивается и это оказывается его собственный отец, который с улыбкой тянет к нему руки. От таких кошмаров становилось еще хуже. Питер тщательно скрывал эту тайну от друзей, ему казалось, что узнай они, что произошло с ним в детстве, они станут его презирать или жалеть. И только Сириусу он рассказал в прошлом году. Тот, в то время, как раз серьезно поссорился с Анной и предложил Питеру напиться вместе. Пьянка закончилась откровенным рассказом Питера о своем детстве и о своих нынешних кошмарах. Утром он пытался найти в глазах Сириуса презрение или жалость, но тот вел себя как обычно и Питер успокоился, сделав вывод, что тот забыл его пьяную исповедь. После этого Питер поклялся себе, что больше никогда не будет напиваться настолько, чтобы потерять контроль над собой.
Вернувшись
« Пусть он не придет! Господи, пусть он не придет! Пожалуйста, я обещаю, что буду хорошо себя вести! ... Но нет, мольбы не помогают, дверь медленно открывается, привычного скрипа не слышно и я тут же вспоминаю, что сегодня папа смазал её, чтобы она не скрипела, как прошлой ночью. Я с головой накрываюсь одеялом и пытаюсь сделать вид, что меня нет. Но это не помогает. Звуки шагов раздаются совсем рядом с кроватью.
– А где мой мальчик? Кто утешит папу, пока мама лежит в больнице? – раньше, до вчерашней ночи, я думал, что папа меня любит, но сейчас я так больше не думаю. Мне страшно, я не хочу повторения вчерашнего кошмара. Шаги отца неумолимо приближаются, вот он останавливается возле кровати. И я чувствую, как он пытается стянуть я с меня одеяло. И как медленно одеяло сползает с меня. И я вижу его улыбку. Как я мог раньше считать эту улыбку любящей? Сейчас она кажется мне улыбкой гиены из книжки со сказками. Он протягивает руку уже ко мне и … под мой отчаянный вопль его впечатывает в противоположную от кровати стену. Я отчаянно ору, но в доме больше никого нет, младших братьев отец отправил к бабушке, как только мама попала в больницу. Отец лежит неподвижно, я почти надеюсь, что он мертв, но нет. Вот он, застонав, открывает глаза:
– Щенок, ты мне за это ответишь, – угрожающе говорит он и начинает приподниматься с пола. И я снова отчаянно ору: «Исчезни! Испарись!!!» И тут происходит чудо – он исчезает у меня на глазах. Я не верю своим глазам, но его больше нет в комнате. Я плачу от страха и залезаю под кровать. Забиваюсь в самый угол, мне отчаянно хочется стать маленьким, вроде крысы Джонни Барбса, и спрятаться в какую-нибудь норку. Только бы он никогда не смог добраться до меня. И тут в комнате появляются какие-то люди, прямо из воздуха. Я почти прекращаю дышать, только бы они не догадались, где я. Но это не помогает, один из них что-то шепчет и уверенно говорит остальным, что здесь есть кто-то. Меня отчаянно орущего вытаскивают из-под кровати и дальше я проваливаюсь во тьму, теряя сознание от ужаса.
Очнувшись, я чувствую, что лежу на чем-то мягком. Осторожно приоткрываю глаза и вижу в комнате маму и какого-то мужчину. И они ссорятся:
– Всегда знал, что ты дура! Но что до такой степени еще и наивна! – это мужской голос, я тут же снова испуганно закрываю глаза, пусть думают, что я еще сплю.
– Ничего он ему не сделал! Мальчик просто испугался, – упрямо твердит мама. – Грегори не мог так поступить, он нормальный мужчина.
– Нормальный мужчина? – ухмыляется мужчина. – Он извращенец, которого убить мало! Впрочем, я не буду сейчас ничего тебе говорить, потом сам разберусь с твоим муженьком. Я обязан защитить единственного племянника.
– Августус, у тебя еще два племянника, кроме Питера, – робко возражает мать.
– Тех, что ты родила от этого маггла, я никогда не признаю. Все в своего папочку-маггла, сквибы несчастные. У меня только один чистокровный племянник. Уж лучше бы ты родила незаконнорожденного ребенка, чем опозорила нашу семью, выйдя замуж за маггла.
– Я хотела, чтобы у Питера был отец и мне нравился Грегори, – лепечет мать. – Он хороший отец.
– Твой «хороший отец» сейчас там, куда его отправил «любящий сынок». Как ты думаешь: за что?
– Наверно магия Питера пробудилась неожиданно. Вот нечаянно и получилось.
– В министерстве зафиксировали две вспышки магической активности, и только со второй вспышки Питер превратил твоего мужа в портал и отправил в Африку. А первая была послабже, но что он сделал в министерстве не поняли, что-то вроде огромного удара.
– Когда Грегори вернется, я строго поговорю с ним и выясню, что с ним произошло.
– Зачем ждать, я здесь, как представитель министерства и поговорю с мальчиком, как только он проснется. И твой муж отправится в тюрьму.