Превыше всего
Шрифт:
Граф сказал правду. Кэтрин не могла чувствовать себя в безопасности около него и сама понимала это. И дело не в том, что он не мог преодолеть вспыхнувшую страсть, и не в нескольких месяцах воздержания. Это было бы слишком простым объяснением. С ним происходило что-то непонятное и не поддающееся контролю. Он хотел ее и ясно осознавал это. Он хотел овладеть ею прямо сейчас, на глазах у своего жеребца, наброситься на нее и ласкать до тех пор, пока не запрокинется ее голова и она не застонет от боли и наслаждения. Он мечтал, как она будет шептать его имя, царапать в упоении его грудь ногтями и покусывать плечо своими белоснежными зубами. А Кэтрин молила Бога, чтобы
— Это опасно, — повторил граф.
Слова графа должны были предостеречь ее. Но нет… Вместо этого они обещали наслаждение и блаженство. Взгляд его обещал еще больше. Она не шевельнулась, когда он сделал шаг и подошел к ней почти вплотную. Отбросив последние укоры совести, она опустила руки и посмотрела на него.
Она почувствовала, как горячая кровь бросилась ей в голову, в висках застучало, а сердце учащенно забилось. У нее даже онемели кончики пальцев. Кэтрин хотелось впиться в него губами и даже слегка укусить его. О Боже, что же с ней делается?
Губы девушки затрепетали, а ведь он еще даже не поцеловал ее. Он просто стоял слишком близко. Всего лишь дюйм разделял их. Только дюйм, да еще принципы, выработанные житейской мудростью.
— Иди ко мне, Кэтрин, — мягко произнес граф и положил руки ей на плечи.
Он не притянул ее к себе, но и не оттолкнул. Они по-прежнему стояли как бы каждый сам по себе, но его руки уже связывали их.
— Нет, — возразила Кэтрин, отвечая на его влекущий взгляд.
Ее широко раскрытые глаза напоминали ему взгляд попавшего в капкан молодого олененка. Не в состоянии выдержать его, Фрэдди опустил голову и посмотрел на ее слегка приоткрытые розовые губы. Ему захотелось ощутить ее дыхание.
— Нам обоим сразу станет легче, если ты произнесешь слово «да».
Кэтрин улыбнулась и быстро опустила голову, желая скрыть улыбку. Насколько же властолюбив этот человек! Хочет соблазнить, не прикладывая для этого никаких усилий.
Один палец графа коснулся ее подбородка, другой скользнул по губам.
— Вы хотите показаться легкомысленной сейчас? — Его улыбка выражала насмешливое обвинение.
— На самом деле мне хочется не улыбаться, а убежать, милорд. Моя душа ушла в пятки.
Но желание убежать сразу же улетучилось после его прикосновения. Ее умоляющий шепот был прерван нежным поцелуем. Он ласково прикоснулся губами к ее рту и провел по нему языком. Его поцелуй становился все горячее. Ловя аромат ее дыхания, он прикусил нижнюю губу девушки и нежно загладил крохотную ранку языком. Его ладони гладили ее щеки; его чуткие пальцы переплелись с ее волосами, еще сильнее прижимая к себе ее пылающее лицо. Руки Кэтрин обвились вокруг его шеи.
Поцелуй продолжался чуть ли не вечность. Наконец граф поднял лицо, и она почувствовала его горячее, тяжелое дыхание на своих волосах. Его пробудившаяся страсть была настолько сильна, что он даже испытывал мучительную боль в сердце. Такого никогда не было в его жизни. Его влекло к ней настолько непреодолимо, что в этот момент он был готов отдать за нее весь мир. И то, что они находились в конюшне среди лошадей, и то, что сюда могли неожиданно войти, не имело никакого значения. Слишком поздно было думать об этом. Слишком поздно!
Граф наклонил голову и снова нашел
— Иди ко мне, Кэтрин! — повторил он. На секунду воцарилось молчание. Вдруг девушка резко вырвалась из его объятий и с силой ударилась о перегородку стойла. Тихое ржание Монти нарушило напряженную тишину.
— Нет! — воскликнула Кэтрин, с трудом сдерживая охватившую ее панику.
Граф прочел этот ответ в ее янтарных глазах. Но было в ее взгляде еще и то, что не позволило ему остановить ее, когда она побежала к выходу. Это был страх.
Ночью Кэтрин почти не сомкнула глаз. Она была даже рада, когда Абигейль среди ночи позвала ее к девочке. В детской испуганная Сара пыталась успокоить заплаканную малышку. Кэтрин смазала воспаленные десны малышки гвоздичным маслом, знаком отправила кормилицу спать и отнесла ребенка в свою комнату. Она довольно долго расхаживала из угла в угол, пока утомленная Джули не задремала у нее на руках. Вид крошечного открытого ротика, прижатого к ее груди, напомнил ей слова графа, которые следовало бы забыть. В ее воображении его голова с упавшим на лоб локоном угольно-черных волос покоилась на ее груди, а губы нежно целовали ее сосок. Наваждение! Он — настоящий демон!
Он опутал ее словами, которые все время преследуют ее. Она даже на расстоянии чувствовала его влияние. Хотя почему она обвиняет его, не себя? В памяти снова раздался голос ее гувернантки: «Если ты всегда будешь вести себя как настоящая леди, какой я тебя воспитала, с тобой ничего не случится». Кэтрин не сомневалась в этом.
Сейчас граф находит удовольствие в своем положении изгнанника, но он всегда сможет вернуться в общество, когда пожелает. А она? Она не может изменить свое прошлое и никогда не войдет в этот избранный круг. Слишком много постыдного было в ее жизни, а ее поступки были ужасны.
Словесные перепалки с графом были возбуждающими. Возбуждающими и опасными. И ведь она хорошо знала цену этой опасности и расплаты за нее.
Кэтрин обвиняла только себя. Стоило мужчине обнять ее, как она тут же растаяла в его теплых объятиях. Она забыла все предупреждения, все наставления, полученные за годы своего воспитания. Общество требует иногда высокую цену за желание быть любимой и защищенной.
Она была слишком одинокой, когда встретила Дэвида. И она влюбилась. Нет, это была не любовь, а скорее благодарность за внимание, за восхищение ею, за обещание жениться, за уверенность в своем счастливом будущем. Хотеть в жизни так много, а получить так мало было обидно. Но быть довольной этим малым и называть это любовью просто стыдно. В конце их романа Кэтрин испытывала только это чувство. Не было ни пыла в сердце, который, по утверждению поэтов, сопровождает любовь, ни даже вспышек страсти при встречах. Нет, поцелуи Дэвида никогда не были так сладки, как те недавние у конского стойла.
Граф Монкриф был опасен, порочен и одновременно очарователен со всеми своими грехами и пороками. Он с легкостью сумел пробудить в ней дремавшую страсть.
На самом деле Кэтрин Сандерсон была совсем не такой практичной женщиной, какой пыталась казаться. Она была эмоциональна, опрометчива и часто совершала необдуманные поступки. Да и Дэвид многому научил ее. Она узнала, как приятны бывают прикосновения мужчины, как теплы объятия, обещающие наслаждение. Кэтрин всегда прислушивалась к голосу своего сердца.