Превышение меры обороны
Шрифт:
Так прошло около года. Мы с Завом теперь только поглядывали друг на друга значительно, если речь в курилке вдруг заходила о страхах и ужасах. На улицах вовсю гуляла перестройка: бандиты стреляли, молодежь средь бела дня грабила пожилых, а эти последние устраивали какие-то самосожжения по политическим мотивам. Было неспокойно.
Однажды мы напились. Штука это при нашем стрессе естественная, но последствия в данном случае оказались серьезными и настораживающими.
История получилась такая. В светлый снежный выходной мы снова отправились в Степное для контрольной проверки. Поездки эти носили теперь уже характер формальный и даже отчасти развлекательный,
Вот тогда, под ликерчик, это и произошло. Я сидел, поникнув челом, у небольшого круглого столика, на котором размещались остатки закуски, и крепко задремывал, вскидываясь время от времени одним глазом на экран, по которому мелькали клипы музыкального канала. Стул стоял спинкой к проходу. Зав поднялся с дивана и двинулся, качнувшись, в санузел. Однако свет в прихожей не зажегся. Мое расслабленное сознание на автопилоте специалиста по охране персон и грузов зафиксировало, что подельник пропал из виду и затерялся в дороге, не дойдя до цели. Некоторое время эта мысль еще пошевеливалась в мозгу, и я уже почти оставил ее... как вдруг со спины у меня подмышку что-то проникло. И почти тут же я ощутил тепло ладони на затылке.
— Ты что? — промычал я. — Сменил ориентацию? Ластишься? — Я глупо захихикал.
Зав быстро убрал руку и, чуть не свалив меня со стула, двинулся к туалету.
— Майонез у тебя... — буркнул он уже в дверях. — Майонез в волосах.
Хмель тотчас отступил, и я с тяжелым недоумением сообразил, что дружок только что намеревался свернуть мне шею. Мне хватило ума не подать виду и не устраивать расспросов. Отговорившись опьянением, я вызвал Заву такси и вскоре отправил его восвояси, после чего, тщательно заперев дверь на ключ и на задвижку, завалился спать, отложив «разбор полётов» до трезвого утра.
Итак, теперь мы были не просто подельниками, каждого из которых легко могли расколоть на допросе, если бы взялись как следует, — теперь и между нами самими пролегла «двойная сплошная», пути-дорожки разбежались, и не дай бог им когда-нибудь пересечься. Конечно, ломать мне шею у меня же в квартире, когда куча соседей могла случайно увидеть нас у дома или на лестнице... это глупость, это могло прийти ему в голову только спьяну. Но и таких глупостей следует избегать, решил я про себя и взял алкоголь под строгий контроль.
***
Фрикции опускаю...
А.Алиев
И тут Яра получила место на Кипре.
Узнал я об этом не сразу. Сначала нежданно-негаданно возобновилась наша былая с ней связь.
Женщина молодая и ищущая — существо скорее общественной принадлежности. Любопытство и тщеславие, вот две их страсти, которые делают моногамию невозможной. Неожиданный подарок, удачный комплимент — и женщина уже вскинула ресницы, а ноздри у нее хищно задвигались. Еще шажок... и она начинает сравнивать, калькулировать. Еще немного старания, и вот уже успех — пусть на минутку (это когда она вдруг принимается прерывисто дышать), или на ночь, или на две недели отпуска, в который вы отправляетесь тайно, каждый из своего аэропорта — но она уже не принадлежит тому, кто считает ее своею. Кошки всегда сами по себе, и ведь нам не приходит в голову пенять им на недостаток
Такая простая вроде бы мыслишка начисто рушит постулаты брака, и беда это не сегодняшняя: вся литература, начиная с ренессанса, кишит описаниями соблазнений и измен, так что и возвращаться к этой теме в общем не стоит. Уж если что здесь и тревожит совесть, так это «дружба тяжкая мужей...», как говорил всё тот же солнечный поэт Пушкин. Рогатый приятель — вот что по-настоящему тягостно! А сейчас равенство полов, пусть еще и не вполне совершенное, пусть даже и по сути мнимое, — превратило женщину из хранительницы очага в женщину публичную, массово сталкивающуюся по службе, особенно в сервисе и торговле, с самцами, вечно сующими вперед руки, чтобы зажать ее в углу и облапать, в расчете на то, что и она, такая свободная и эмансипированная, не прочь перепихнуться в служебке на скорую руку. А нет — так и ладно: мол, извиняюсь, я что-то не то подумал, больше не повторится.
Поэтому я не очень люблю отношения со свободными, с ничьими женщинами — с замужней как-то меньше ответственности и рогов существенно меньше, зачастую вообще одни-единственные, особенно с такими замужними, у которых «трагическая любовь», как я это называю: всё вроде и хорошо, но есть у мужика какой-то дефектик — запах противный, или с сексом что-то не то в кровати, или просто тяжелое неверное ударение в выговоре, которое реально выбешивает; и дама мучится, и «по-настоящему» с ней у него не выйдет никогда, она и представить себе этого не может. А парень работает, тащит всё в дом, вот уж и детки пошли, и всё такое. Годы летят, на нелюбовь ее он в конечном счете махнул рукой, она, сцепив зубы, привычно справляет интимный долг, и каждый отпуск у нее на юге романы, рвется сердце, любовник, явившись потом под дверь, тычет в лицо розы... А куда денешься? Этот, с дефектом, уже давно как родной. В общем, хиросима и нагасаки... я всё это не люблю. Ну то есть не хотел бы такого себе, а так-то конечно пожалуйста, если оно всех устраивает.
Но к делу. Вскоре после эпизода с шеей, в смысле с Завулоновской выходкой, я по случайности встретил Яру в городе, буквально натолкнувшись на нее при входе в метро. И тут же, не задумываясь, пригласил к себе.
— У меня белье постельное новое... — сообщил я с вызовом. — Шикарное.
— Ты неотразим... — в тон мне ответила она. — Всегда знаешь, чем покорить слабую женщину.
Мы уселись в машину, но по пути больше молчали, чувствуя оба легкую неловкость. Войдя в квартиру, Яра, однако, без предисловий устремилась в ванную, и спустя пять минут наши былые отношения вполне возобновились.
Она осталась у меня до утра, отправив кому-то ближе к ночи пару сообщений. Я не спрашивал и не интересовался, что сегодня поделывает Завулон, но входную дверь тщательно запер на цилиндрические засовы и включил наружное наблюдение: в конце концов мы пять лет вместе работаем и неплохо знаем друг друга, а не верить в чутьё может только законченный, оголтелый агностик. Береженого бог бережет. Я полагал, однако, что Заву давно наскучила стабильность связи с Ярой и он, конечно, тешит себя историями на стороне, пусть и помимо нашей школьной сауны.
— Как девки? — дерзко спросила меня Яра, когда мы вдосталь намиловались. — Есть хорошие?
— Конечно... — ответил я с улыбкой. — Давай не будем об этом, ладно?
— Давай, — согласилась она. И тут же добавила с грустинкой: — Просто хочется порой настоящего, а не имитации. Тупо, как у всех: семьи, ребенка... Собаку. — Она помолчала. — У Гудвина знаешь какая была собака? Шикарная! — Она на мгновение задумалась. — Как он, кстати? Не объявлялся?
— Кто тебе мешает? — возразил я, проглотив упоминание про Гудвина. — Давай не будем...