Прежде, чем их повесят
Шрифт:
Последовало долгое молчание, лицо Байяза прорезали глубокие морщины.
— Ты поможешь мне? Предложил бы ты мне помощь давным-давно, после падения Делателя, когда я просил тебя. Тогда мы могли бы покончить с безумием Кхалюля до того, как оно пустило глубокие корни. А сейчас весь юг кишит едоками, которые превратили мир в свою площадку для игр и в открытую пренебрегают торжественной клятвой нашего хозяина! Думаю, нас троих не хватит. И что тогда? Попытаешься оторвать Конейл от ее книг? Отправишься разыскивать Леру — под каким камнем спряталась она под всем Земным кругом? Вернешь Карнаулта из-за океана или Ансельми и Сломанного зуба из страны мертвых?
— Ясно! — прошипел Захарус, и его воспаленные глаза выкатились еще больше. — А если ты найдешь то, что ищешь, что тогда? Всерьез полагаешь, что сможешь им управлять? Смеешь надеяться, что сумеешь то, чего не смогли Гластрод, Канедиас и сам Иувин?
— Я многому научился на их ошибках.
— Сомневаюсь! На преступление ты ответишь худшим!
Тонкие губы и впалые щеки Байяза обозначились еще четче. А вот у него ни печали, ни страха, но очень много гнева.
— Не я затеял эту войну, брат. Разве я нарушил Второй закон? Разве я половину Юга превратил в рабов, чтобы потешить собственное тщеславие?
— Нет, но мы все завязли, и ты — больше других. Странно, как я помню то, о чем ты забываешь. Как ты ссорился с Кхалюлем. Как Иувин хотел вас расцепить. Как ты разыскивал Делателя, чтобы он поделился своими секретами. — Захарус рассмеялся, словно закудахтал, и птицы закаркали и закричали. — Но ведь он не собирался делиться дочерью, а, Байяз? Дочь Делателя, Толомея? Для нее есть место в твоей памяти?
Глаза Байяза холодно блеснули.
— Пусть вина моя, — прошептал он. — Мне и исправлять…
— Думаешь, Эус учредил первый закон по прихоти? Думаешь, Иувин спрятал на краю Мира совершенно безопасную штуку? Это… это зло!
— Зло? — Байяз презрительно хмыкнул. — Слово для детей. Этим словом невежды обзывают тех, кто не согласен с ними. Я думал, мы отказались от таких представлений века назад.
— Но риск…
— Я решил. — В голосе Байяза появилась сталь, и хорошо отточенная. — Я размышлял долгие годы. Ты сказал свое слово, Захарус, но не предложил мне выбора. Попробуй меня остановить, если сможешь. Или отойди в сторону.
— Значит, ничего не изменилось.
Старик повернулся к Ферро с гримасой на рыхлом лице, и черные птичьи глаза тоже уставились на нее.
— А ты, с кровью демонов? Ты знаешь, к чему он заставит тебя прикоснуться? Понимаешь, что он заставит тебя нести? Хоть чуть-чуть представляешь себе опасность? — Небольшая птица порхнула с его плеча и начала с щебетом носиться вокруг головы Ферро. — Тебе лучше бежать не останавливаясь! И вам всем!
Ферро скривила губы. Она ладонью сбила птицу на лету — та шлепнулась на землю и с чириканьем запрыгала между трупами. Ее товарки в гневе закричали, зашипели и заквохтали, но Ферро не обратила внимания.
— Ты не знаешь меня, старый глупый розовый с грязной бородой. И не делай вид, будто понимаешь меня или знаешь, что мне известно или что мне предложили. С какой стати мне верить одному лжецу, а не другому? Забери своих птиц и занимайся своими делами, и тогда мы не поссоримся. Говорить дальше — только воздух тратить.
Захарус и его птицы моргнули. Маг нахмурился, открыл рот, потом закрыл. Ферро запрыгнула в седло и повернула лошадь на запад. Она слышала, что остальные двинулись за ней: копыта застучали по земле, Ки щелкнул вожжами. Байяз сказал:
— Слушай птиц небесных, рыб морских и зверей земных. Скоро ты услышишь, что с Кхалюлем покончено,
— Надеюсь, но боюсь, что известия будут печальными.
Ферро, оглянувшись, увидела, как уставились маги друг на друга.
— Ошибки прошлого не так просто похоронить. От души надеюсь, что у тебя ничего не получится, — говорил Захарус.
— Оглядись, старый друг. — Первый из магов улыбнулся, забираясь в седло. — Все твои надежды ни к чему не приводят.
В молчании они покинули трупы и двинулись, мимо стомильной колонны, в мертвую землю. К руинам прошлого. К Аулкусу.
Под темнеющим небом.
Вопрос времени
«Архилектору Сульту,
главе инквизиции его величества
Ваше преосвященство!
Вот уже шесть недель мы сдерживаем гурков. Каждое утро они, невзирая на наш смертоносный огонь, забрасывают землей и камнями наш ров, каждую ночь мы спускаем солдат со стены, чтобы отрыть его заново. Несмотря на все наши усилия, враг в конце концов сумел засыпать канал в двух местах. Теперь ежедневно штурмовые отряды устремляются с позиций гурков и пытаются установить лестницы; иногда им удается добраться до стены, чтобы отступить с большими потерями.
Тем временем вражеский обстрел с помощью катапульт продолжается, и несколько секций стены серьезно ослаблены. Участки отремонтированы, но возможно, что уже в скором времени гурки получат реальную брешь. Внутри стен возводятся баррикады, чтобы сдерживать атакующих, если они прорвутся в Нижний город. Наши укрепления не так тверды, как хотелось бы, но ни одному человеку не приходит и мысли о сдаче. Мы продолжаем сражаться.
Как всегда, ваше преосвященство, служу и повинуюсь.
Глокта задержал дыхание и облизал десны, наблюдая в подзорную трубу, как облако пыли опускается на крыши трущоб. Последние грохот и треск падающих камней затихли, и Дагоска на мгновение погрузилась в странную тишину.
Мир затаил дыхание, казалось Глокте.
И тут до балкона донесся отдаленный вой; он отразился от стен цитадели, пронесся высоко над городом. Этот вой был хорошо знаком Глокте по боям — и прежним, и нынешним. И радости не вызывал — это боевой клич гурков. Враг приближается. Глокта знал, что гурки идут по открытому пространству перед стенами — так они поступали бесчисленное число раз за последние недели. Но сейчас перед ними была брешь.
Глокта посмотрел на крохотные фигурки солдат, копошащихся на запыленных стенах и башнях по обе стороны от пролома. Потом направил трубу вниз, чтобы взглянуть на широкий полукруг баррикад и на три шеренги солдат за ними, ожидающих атаки гурков.
«Безрадостная защита, что говорить. Но это все, что мы имеем».
Солдаты-гурки начали выскакивать через зияющую брешь, словно муравьи из муравейника; плотная толпа, звон стали, развевающиеся знамена, солдаты выбегали из облака бурой пыли и карабкались вниз по громадной куче упавшей кладки навстречу бешеному граду стрел.