Прежде чем их повесят
Шрифт:
— Не знаю, не знаю; в последней войне мы сумели постоять за себя. Уверен, все здесь помнят падение Ульриоха — во всяком случае, я его помню. Как ярко горел город! Особенно храмы. — Глокта пожал плечами. — В тот день Бог, должно быть, куда-то отлучился.
— В тот день — да. Но были и другие битвы. Не сомневаюсь, что вы помните и некую схватку на некоем мосту, когда к нам в руки попал некий молодой офицер. — Эмиссар улыбнулся. — Все в божьей власти.
Глокта почувствовал, как у него затрепетало веко.
«Он знает, что я не могу этого забыть».
Он
«В тот вечер они провели первый допрос».
— Мы тогда победили, — проговорил Глокта, но во рту у него пересохло, а голос звучал хрипло. — Мы оказались сильнее.
— Это было тогда. Мир меняется. Сложное положение вашей страны на холодном Севере ставит вас в чрезвычайно невыгодное положение. Вы нарушили первое правило ведения войны: никогда не сражаться с двумя врагами одновременно.
«Его доводы трудно оспорить».
— Стены Дагоски уже останавливали вас, — проговорил Глокта, но это прозвучало неубедительно даже для его собственных ушей.
«Не очень похоже на слова победителя». Он ощущал, как взгляды Вюрмса, Виссбрука и Эйдер буравят его спину.
«Пытаются решить, на чьей стороне преимущество, и я знаю, кого бы я выбрал на их месте».
— Возможно, кто-то из вас не так уверен в прочности городских стен. На закате я вернусь за вашим ответом. Предложение императора имеет силу только в течение этого дня, повторять мы не будем. Император милостив, но его милость не беспредельна. Вам отпущено время до заката.
Посланник величественно выплыл из комнаты. Глокта подождал, пока дверь за ним захлопнется, и медленно повернул свой стул, чтобы оказаться лицом к лицу с остальными.
— Что это значило, черт побери? — рявкнул он на Виссбрука.
— Э-э… — Генерал поддернул свой пропотевший воротник. — Как солдат, я был обязан впустить невооруженного представителя противника, чтобы выслушать его условия…
— Не известив меня?
— Мы знали, что вы не захотите слушать! — взорвался Вюрмс. — А ведь он говорит правду! Несмотря на все наши усилия, противник многократно превосходит нас числом, а мы не можем ожидать подкрепления, пока в Инглии идет война. Мы лишь заноза в подошве огромной и враждебной нации. Если мы согласимся на переговоры до того, как нас разобьют, мы можем еще что-то выгадать. А когда город падет, мы не получим ничего, кроме всеобщей резни!
«Все это верно, но архилектор вряд ли согласится. Вести переговоры о перемирии — не совсем то, для чего я сюда послан».
— Вы как-то необычно спокойны, магистр Эйдер.
— Я недостаточно компетентна, чтобы говорить о военных сторонах подобного решения.
«Более чем верно. Я уже досконально изучил гуркское милосердие».
— Итак, вы все трое за капитуляцию?
Они переглянулись и промолчали.
— А вам не приходило в голову, что после того, как мы сдадимся, они могут забыть о нашем маленьком соглашении?
— Приходило, — отозвался Виссбрук. — Но до сих пор они всегда держали свое слово. И разумеется, лучше хоть какая-то надежда… — Он опустил глаза и уставился на столешницу. — Чем совсем никакой.
«Как видно, ты больше веришь нашим врагам, чем мне. Неудивительно. Мне и самому не хватает веры в себя».
Глокта вытер слезящиеся глаза.
— Понимаю. Что ж, полагаю, мне необходимо обдумать это предложение. Мы соберемся снова, когда вернется наш гуркский друг. На закате.
Он ухватился за спинку стула и поднялся на ноги, морщась от боли.
— Обдумать? — зашипела Витари ему в ухо, когда он захромал по коридору прочь от аудиенц-зала. — Обдумать, черт вас побери?
— Совершенно верно, — отрезал Глокта. — Решения здесь принимаю я.
— Точнее, вы позволяете этим червям принимать их за себя!
— У каждого из нас своя работа. Я ведь не учу вас писать отчеты архилектору. То, как я управляюсь с этими червями, вас не касается.
— Не касается? — Она схватила Глокту за руку, и тот пошатнулся. Витари была сильнее, чем казалось, гораздо сильнее. Она прокричала прямо ему в лицо: — Я поручилась Сульту за то, что вы способны справиться с серьезным делом! Если мы сдадим город, даже не вступив в бой, это будет стоить головы нам обоим! А моя голова меня очень даже касается, калека!
— Вы рано начали паниковать, — пробурчал в ответ Глокта. — Я не больше вас хочу окончить свои дни утопленником возле доков, но здесь дело тонкое. Пока они думают, что могут повернуть все по-своему, никто не станет делать резких движений. Во всяком случае, до тех пор, пока я к этому не подготовился. И запомните, практик: это первый и последний раз, когда я объясняю вам свои действия. А теперь уберите свою руку, черт возьми!
Однако она не убрала руку. Наоборот, ее пальцы сжались сильнее, тисками сдавливая предплечье Глокты. Она прищурилась, и в уголках ее глаз веснушчатое лицо прорезали гневные морщинки.
«Возможно, я недооценил ее? Возможно, она сейчас перережет мне глотку?»
Эта мысль ничуть не развеселила Глокту. Однако в тот же миг Секутор выступил из тени в дальнем конце сумеречного коридора.
— Только посмотреть на вас двоих, — вкрадчиво проговорил он, неслышными шагами подходя ближе. — Меня всегда поражало, как это любовь умудряется расцвести в самых неподходящих местах и связать самых неподходящих людей. Роза, пробивающая себе путь сквозь каменистую почву. — Он приложил обе руки к груди. — Это греет мне сердце!