Прежде чем сдохнуть
Шрифт:
Взгляд мой неожиданно зацепился за незнакомую фотографию из парка аттракционов: четверо в тележке «американских горок». Мужчина, женщина, мальчик и девочка. Я подумала, что, наверное, схожу с ума! С фотографии на меня кричал, смешно раззявив рот, примерно 14–летний Петя. Сашка с вытянувшимся лицом делал губы трубочкой на заднем сиденье и крепко держал за руку… ту самую Таньку–мышь, с критической заметки про которую и начались мои пансионные злоключения. Она панически вцепилась в поручень, мордочка ее походила на восковую маску. На фото она выглядела значительно моложе, чем сейчас, но не узнать ее было нельзя. То же затравленное личико, та же прическа и даже те же сережки с сапфирами в ушах, которые она носит сейчас! Девочка
Я еле дождалась сына, прямо вся изъерзалась в нетерпении.
Как только он появился на пороге, я тут же кинулась к нему:
— Петя! У меня к тебе есть вопросы!
— Мама, почему ты приехала? Что-то случилось? – он часто моргал усталыми покрасневшими глазами.
— Да. Кое-что случилось. Я сбежала из богадельни. Потому что у меня в пансионе вышел конфликт вот с этой дамой, – и я ткнула ему в нос той самой фотографией из парка развлечений. – А теперь, я думаю, тебе стоит о многом мне рассказать.
— Я так и знал, что это была не очень хорошая идея, поселить тебя в том же пансионе, где и тетю Таню, – осел сынок и раздавил собою калошницу на хрупком металлическом каркасе.
— Это Катька не от большого ума решила, что нам будет очень удобно навещать вас и мониторить обеих, если вы будете жить рядом. Можно ездить по очереди.
— Да. Это была, прямо скажем, отвратительная идея, – зло бросила я, еще не вполне понимая, какое место занимают «тетя Таня» и «Катька» в жизни моей семьи.
Я довольно опытный следователь и интервьюер и профессионально выпотрошила Петин мозг, с мазохистским интересом выслушав историю, которую, по идее, мне следовало бы знать давным–давно.
:::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
История эта началась больше 22 лет назад. Я тогда была вполне блестящей 38–летней теткой, обласканной богинями Герой и Афиной, со стабильным достатком выше среднего, положительной кредитной историей, матерью неглупого 7–летнего мальчика, признанным профессионалом журналистики и знатоком турецких курортов, что свидетельствовало об умении балансировать рабочую и личную области жизни. В общем, мало чем отличалась от большинства сверстниц своего круга. От большинства ровесниц меня отличало то, что я все еще была первый раз замужем. Я так давно стала «женой», что с трудом могла вспомнить, как я вообще когда-то жила одна. Брак наш длился, страшно сказать, уже 17 лет. И его уникальная (для нашего поколения) продолжительность была, по–жалуй, единственным к тому моменту его достоинством.
Мне сложно сказать, когда все это началось, но я четко помню, что когда Петька пошел в первый класс, мы с Сашкой уже очень дежурно улыбались друг другу по утрам и дежурно чмокали друг друга в щеку по вечерам. У нас не было прежней охоты и азарта друг до друга. У нас даже установился разный ритм жизни. Он вставал очень рано – около шести утра – и жил до работы какой-то своей, по–своему насыщенной жизнью. Бегал в парке, читал, смотрел новости, пил кофе с газетами, отправлял сына в школу. Я же просыпалась только после того, как слышала щелчок замка на входной двери – это значило, что муж ушел на работу. Собственно, этот щелчок и был мне будильником. Я радостно вскакивала и начинала жить своей, отдельной от Сашки жизнью. Чистила зубы, завтракала, садилась что-то писать к компьютеру и звонить ньюсмейкерам.
Или, если был день планерки, наряжалась и ехала в редакцию.
Забирала
я ему пересказывала планерки и разговоры с героями моих публикаций, он кивал и быстренько ложился спать. Ведь ему же рано вставать, он же жаворонок (хотя, когда мы женились, мы оба считали себя «совами» и подолгу не могли уснуть, болтая обо всем на свете на кухне нашей съемной квартиры). Но теперь все было иначе. Сашка засыпал рано, а я, уложив сына, еще долго шарилась по интернету, читала ЖЖ, смотрела фильмы, пила вино, болтала по аське и ощущала уютный комфорт и одновременно ужасающий вакуум в душе. И ложилась глубоко за полночь – около трех часов ночи. За три часа до Сашкиного пробуждения.
Подозреваю, что мы скатились к этому распорядку жизни сознательно, чтобы реже пересекаться в пространстве и времени.
Иногда я сама не могла понять, почему мы все еще живем вместе, когда эмоционально давно настолько врозь. И мне казалось, что я живу с Сашкой потому, что мне просто не с кем больше жить. А жить без кого-то я уже не умела. Мне обязательно надо было, запрыгивая под одеяло, нащупывать своей холодной пяткой чью-то теплую и большую ногу. И я взялась искать другие теплые ноги, которые со временем могли бы заменить в моей постели Сашкины. И довольно скоро появился вполне годный кандидат на эту вакансию.
Как и все в моей жизни, любовник случился вполне осознанно и запланированно. Нет, любовь не напала на меня как убийца из-за угла, нет, меня не сразили чьи-нибудь миндалевидные глаза, нет, меня не начал преследовать таинственный незнакомец, перед которым я не смогла устоять. У меня не было оправданий «стихийностью». Это был вполне срежиссированный мною экшн. Еще когда я только составляла вопросы для будущего интервью с молодым режиссером Андреем Суворовым, поставившим скандально–нашумевший антрепризный спектакль «Пять женщин. Четыре стены», смысл которого сводился к тому, что все современные женщины – преступницы, если хорошенько «отколупать» с их лица слой штукатурки, я сознательно планировала так выстроить беседу, чтобы в финале случилось что-нибудь эдакое, провокационное и щекочущее. Меня вдвойне будоражило предощущение романа со знаменитостью и кайфа от возможности «срежиссировать режиссера». Победить его на его же профессиональном поле. Очевидно, я была скорее карьеростремительная, чем страстная тетка. Профессиональный вызов всегда был для меня заманчивее гендерного.
И все пошло как по нотам. Все-таки Андрей был младше меня на шесть лет, и ему не хватало жизненного опыта, чтобы играть со мною на равных. Я довольно ловко развела товарища Суворова на то, чтобы он бросился доказывать мне, что и я лично – тоже замаскированная выдающаяся грешница, как и героини его пьесы и как нынешние женщины вообще. А когда он так и не смог обнаружить за мной никаких грехов, но большие таланты к ним, тут же озаботился тем, чтобы восполнить недостачу.
Ну, это я очень грубо пересказываю наш многочасовой словесный спарринг и витиеватый ритуальный танец. Мы весело, колко и фривольно пикировались, интервью получилось замечательное и очень живое. Если бы мой муж интересовался мной, он бы уже тогда должен был насторожиться. Через неделю я приехала к Андрею после спектакля вручить журналы.
Я поднялась к нему в кабинет, устроилась по левую руку от него, мы начали листать журналы при тусклом свете настольной лампочки. Я интимно наклонялась к нему, чтобы ткнуть пальчиком в избранные места и деланно–близоруко щурилась, чтобы наклоняться еще ближе к его пальцам. Они пахли трубкой – он был позер и курил табак. Все шло так, как я себе это и представляла.
Он дочитал свое интервью, рассмотрел фотки и откинулся на спинку кресла. Я повторила его движения и выбросила в его сторону правую руку, ладошкой вверх.