Прежде чем сдохнуть
Шрифт:
Как бы то ни было, я сочла поляну вполне годной для проживания будущей звезды духовно–эзотерического небосклона Софьи Булгаковой и начала разбивать свой бойскаутский лагерь.
Палатку я установила довольно ловко – все-таки сказывалось детство, проведенное на турслетах. И даже уверенно сообразила костровище. Машинка моя смогла прокрасться к самой поляне, с трудом протискиваясь между тесно стоящими деревьями. Но все-таки она была со мной.
Теперь можно было скомандовать себе «отставить суету» и спокойно предаться созерцательности. Я и скомандовала. Мозг, однако,
Совсем стемнело. Рассмотреть что-либо за пределами желтоватой ауры пылающих поленьев стало невозможно. Желанного покоя и умиротворения не наступало. Мне сделалось холодно и страшно. Я вскочила и в панике затоптала костер, опасаясь, что «на огонек» могут забрести лихие люди. В темноте залезла в палатку. Внутри нее звенели комары, пахло сыростью и поганками. Под резиновым днищем явственно чавкала мокрая земля.
Очевидно, болотце распространяло свое тлетворное влияние куда дальше, чем я предполагала. Я начала чесаться – и из-за комаров, и на нервной почве. Мне стало реально страшно. Знакомые мне дыхательные техники не помогали расслабиться.
Лес сделался каким-то чрезвычайно шумным. Все время похрустывали ломающиеся ветки, и мне мерещились шаги. Поднялся ветер, и казалось, что он нагибает кроны всех деревьев прямо к моей палатке. Они склонялись племенем людоедов над ее крышей и плотоядно шипели громким шепотом:
— Кыыышшшь! Ешшшь! Душшшшииыыы!
Какого черта я – тетка, которая ни дня в этой жизни не могла прожить одна, которая больше всего в жизни панически боялась одиночества, очковала остаться один на один даже с самой собой, вдруг решила, что может стать схимницей и жить одна в лесу?!! Где были мои извилины? Они что, совсем выпрямились в прямую кишку?
Опять что-то хрустнуло и прошелестело. На брезентовый тент шлепнулась какая-то фигня, и сердце мое чуть не выпрыгнуло горлом. Меня подбросило, я схватила все, что попалось под руки, и ломанулась в машину. Вскочила на водительское сиденье, заперлась на все замки и только после этого снова начала дышать.
Из машины все выглядело уже не так страшно. Особенно когда я дрожащими руками воткнула магнитолу и поймала радио с легкой музыкой. Теперь все это снова выглядело просто забавным приключением. Я решила пересидеть ночь в машине – выехать из леса в этой темноте я бы не смогла. Я вообще теперь очень удивлялась, что мне удалось сюда загнать тачку.
Благодаря релаксирующему действию попсы и бодреньких диджеев меня, наконец, отпустило, и я тихонько юркнула в сон.
Проснулась от холода, долго ощупывала пространство вокруг в поисках одеяла, пытаясь понять, что случилось с моей подушкой? Почему у меня так нечеловечески затекла шея? Когда открыла глаза и вспомнила, в какую жопу я себя загнала, мне почему-то стало смешно. Вечерней паники не было. Наверное, потому что даже сквозь темную хвою прорывался рассвет, а веселые утренние птицы заглушали самую бойкую круглосуточную радиостанцию.
Всегда любила утро. Я легко просыпаюсь. Всегда раньше будильника.
У меня был период, когда я вставала довольно поздно – чтобы не пересекаться с мужем, который собирается на работу. Тогда я довольно ощутимо страдала от невозможности ворваться в этот день сразу же, как только открылись глаза. А сегодня была потрясающая возможность не просто шагнуть в новый день, но шумно ввалиться в него. Я же была одна в лесу!
Я распахнула дверцу машины, прыгнула на еще мокрую росистую траву и закричала:
— Ураааааа! С добрым утром, Соня! С добрым утром, мир! Здравствуйте, солнце, лес! И ты, болото, тоже здравствуй!
Я прыгала и даже кувыркалась. Какое это потрясающее ощущение: знать, что ты можешь кричать, и никто тебя не услышит.
Что ты кричишь не потому, что тебе надо кричать, а потому, что ты не можешь не кричать – так тебя прёт, так захлестывает ощущением полноты жизни. Ощущением того, что все больное, ранящее и сложное осталось где-то там – во вчерашнем дне. А сегодня начинается совершенно новый, и ты в нем абсолютно свободна. Ты можешь кричать какую угодно чушь, обцеловать все стволы всех деревьев в пределах досягаемости, упасть на траву и возить по ней лицом, с наслаждением вдыхая запахи мокрой осоки, комьев глины, кольчатых червей. Запах земли…
Словом, ты можешь быть неадекватной. Потому что рядом нет никого, кому ты должна быть адекватна. Ведь адекватность – понятие относительное.
Когда я накувыркалась, умылась росой, почистила зубы с водой из бутылки, я поняла, что я здесь останусь. Что я здесь смогу.
Впервые в жизни я буду жить одна. Тотально одна. Без мужа, без сына, без соседей, без подруг на телефоне, без интернет- френдов, без собеседников из телевизора. И мне будет неплохо. Мне будет по–новому. Я смогу подружиться с этим лесом.
Главное – правильно выстроить график дня. Надо чуть–чуть спать днем, чтобы бодрствовать в самое страшное время – ночью. И тогда потом, при свете солнца, мне опять будет классно.
Я здорово взбодрилась. Обошла свои владения. Переставила палатку на более возвышенное и сухое место. При этом ясно понимая, что палатка – это мое дневное жилище и, наверное, даже кабинет. А спать я все равно смогу только в машине, которая запирается изнутри. Разложила задние сиденья автомобиля и оборудовала на них роскошную двуспальную кровать.