Прежде чем я упаду
Шрифт:
— Спасибо, — благодарю я. — Ну… за то, что принес ее.
Он опускает голову, смущенный и довольный.
— Всегда пожалуйста.
— Гм, я слышала, у тебя сегодня вечеринка?
Я отвешиваю себе воображаемый пинок за то, что глупо мямлю. В моих мыслях все было намного проще. В моих мыслях Кент наклонялся и вновь касался моих губ, нежно и трепетно. Я отчаянно мечтаю все исправить, мечтаю вернуть то чувство, которое испытала прошлой ночью — которое мы испытали прошлой ночью, он должен был это ощутить, — но боюсь, любые мои слова только
— Да. — Его лицо проясняется. — Родители, типа, уехали. Ты придешь?
— Обязательно! — отзываюсь я так страстно, что он даже вздрагивает, и продолжаю на нормальной громкости: — Такое событие нельзя пропустить, верно?
— Надеюсь. — Его голос теплый и тягучий, как сироп; мне хочется закрыть глаза и просто слушать. — Я раздобыл два бочонка.
Кент крутит пальцем в воздухе, как бы изображая, насколько это круто.
— Я все равно бы пришла.
Еще один воображаемый пинок: на что ты намекаешь? Кент, однако, вроде бы понимает, потому что заливается румянцем и отвечает:
— Спасибо. Я надеялся, что ты придешь. В смысле, я думал, что ты можешь прийти, ведь ты всегда ходишь на вечеринки, ну и любишь тусоваться, но я был не в курсе, может, где-нибудь другая вечеринка, или что-нибудь еще, или вы с подругами по пятницам развлекаетесь в другом месте…
— Кент?
Он снова мгновенно закрывает рот — так мило!
— Да?
Решая, с чего начать, я сжимаю руки в кулаки и облизываю губы.
— Я… мне нужно кое-что сказать тебе.
Он мило морщит лоб — и как я раньше не замечала, насколько он милый? — отчего мне не становится легче. Я глубоко вдыхаю и выдыхаю.
— Это прозвучит совершенно безумно, но…
— Да?
Кент наклоняется еще ближе, пока между нашими губами не остается меньше четырех дюймов. Я чувствую запах мятных леденцов в его дыхании, и голова начинает кружиться, как будто гигантская карусель.
— Я… гм, я…
— Сэм!
Мы с Кентом инстинктивно отскакиваем друг от друга, когда Линдси выходит из столовой. На плече у нее наши сумки. Если честно, я рада заминке, потому что собиралась признаться не то в том, что умерла несколько дней назад, не то в любви.
Линдси шатается, демонстративно изнемогая под весом двух сумок, как будто они отлиты из железа.
— Ну что, идем?
— Куда?
Она мельком смотрит на Кента, но больше ничем не выдает, что знает о его присутствии. Она оттесняет его, как будто его вообще здесь нет, как будто он не стоит ее времени, и когда Кент отводит глаза и делает вид, что все в порядке, мне становится тошно. Мне хочется дать ему понять: я не такая, он стоит моего времени. Это мое время его не стоит.
— В «Лучший деревенский йогурт», разумеется. — Линдси прижимает ладонь к животу и кривится. — Меня так раздуло от картошки, что это
Быстро кивнув мне, Кент уходит — не прощаясь, ничего, просто спешит поскорее убраться. Высунувшись из-за Линдси, я кричу:
— Пока, Кент! До встречи!
Он быстро, удивленно оборачивается и расплывается в улыбке.
— До встречи, Сэм.
Отдав мне честь, словно герой старого черно-белого фильма, он топает обратно в главное здание.
Минуту Линдси смотрит ему вслед, затем переводит глаза на меня и щурится.
— Что случилось? Кент успел тебя покорить?
— Возможно.
Мне наплевать, что думает Линдси. В ушах звенит от его улыбки, его близости. Я чувствую себя невесомой и всесильной; как под легким хмельком.
Подруга вглядывается в меня еще мгновение и просто пожимает плечами.
— Нельзя, чтобы признание в любви стало громом среди ясного неба. — Она берет меня под руку, — Йогурт?
Вот за что я обожаю Линдси Эджкомб, несмотря на миллион недостатков.
— Скорее, Сэм. — Линдси жадно смотрит на дом Кента, как будто он сделан из шоколада. — Ты прекрасно выглядишь.
Я в пятидесятый раз проверяю макияж в откидном зеркале. Наношу последний мазок блеска для губ, убираю слипшийся комочек туши с ресниц и напоследок повторяю отрепетированную речь: «Послушай, Кент, может, это немного неожиданно, но я хотела спросить… как насчет выбраться куда-нибудь вместе…»
— Не понимаю. — Элли перегибается вперед, хрустя дутой курткой «Берберри». — Если ты не собираешься делать этого с Робом, чего ты так нервничаешь?
— Я не нервничаю.
Несмотря на кремовые румяна и увлажняющий крем с тональным эффектом, я кажусь бледной, как вампир.
— Нервничаешь, — хором возражают подруги и смеются.
Элли тыкает меня в плечо бутылкой водки.
— Спорим, тебе не терпится выпить?
— Не надо, все в порядке, — отказываюсь я.
Странно, но я слишком взвинчена, чтобы пить. Кроме того, это первый день моей новой жизни. Теперь я буду поступать только правильно. Стану другим, хорошим человеком. Стану человеком, которого будут вспоминать добрым словом, а не просто вспоминать. Я повторяю это снова и снова, сама мысль придает мне силу — надежная опора, путеводная нить. Она помогает прогнать страх и зудящее чувство глубоко внутри, будто я забыла что-то сделать, упустила.
Линдси обнимает меня и целует в щеку. Ее дыхание пахнет водкой и драже «Тик-так».
— Наш личный водитель-трезвенник, — произносит она. — Чувствую себя важной шишкой.
— Ты и есть шишка, — соглашается Элоди, — опасная для общества.
— Поговори мне тут, шлюшка! — С этим возгласом Линдси оборачивается и швыряет в Элоди тюбиком блеска для губ.
Та ловит его, триумфально визжит и мажет губы.
— Ну а я тогда закоченевшая шишка, — ноет Элли. — Давайте уже пойдем в дом.