Прежняя любовь
Шрифт:
Почему они не говорят мне, что со мной? Страх стремительно пускает корни в моем мозгу и теле. Скоро он полностью выйдет из-под контроля, и я не смогу не только думать, но и дышать.
Мне хотелось бы, чтобы Джек подошел еще ближе, взял меня за руку и смотрел на меня почаще. Он кажется таким отстраненным, хотя и стоит совсем рядом. Если бы все это было реально, я чувствовала бы тепло его тела. Может быть, его здесь нет? Может, он ненастоящий? Может быть, именно это скрывает от меня врач? То, что он уже умер?
Меня
— Джек? — окликаю я его.
— Либби? — отзывается он, оборачиваясь ко мне.
Он пытается держать себя в руках, но лицо его выдает. Это связано с ней. С Евой. И с тем, что я чуть было не поступила с ним так же, как и она.
Однажды вечером, почти через три месяца после того, как мы решили пожениться, он так напился, что едва доплелся до спальни моей крохотной квартирки. Он, не раздеваясь, упал на кровать и начал просить меня, чтобы я дала ему обещание не умирать раньше него, не обрекать его на одиночество. Если бы я захотела умереть, я должна была ему об этом сообщить, чтобы он успел покончить с собой, и тогда ему не пришлось бы жить без меня.
— Я не вынесу смерти второй жены, — сказал он тогда.
Наверное, где-то в глубине его души продолжал жить страх, что ему придется перенести все это еще раз.
— Все нормально, — ответила я, опускаясь обратно на подушку. — Все в порядке.
Джек кивает и снова переключает внимание на то, что ему говорит врач.
Мой муж испуган. Он зол и обижен. Он воспринял мой молчаливый отказ дать ему подобное обещание как согласие не умирать первой. И вот я чуть было не нарушила это обещание.
— Последнее, о чем я хотел бы с вами поговорить, — это порезы у вас на голове и лице, — мягко произносит врач.
— Я вас слушаю, — отвечаю я, твердо решив на этот раз не плакать.
Вдруг я чувствую, что пальцы Джека сжимают мою руку. Я вздрагиваю от неожиданности, и страх тугим кольцом стискивает мои внутренности, не позволяя дышать.
— Мне нелегко это говорить, миссис Бритчем, но волосистая часть вашей головы сильно пострадала. Это означает, что нам пришлось сбрить значительную часть волос с левой части черепа, чтобы оказать вам помощь.
Мои волосы! Моя здоровая рука взлетает вверх, но нащупывает повязку. Я не чувствую себя обритой. Более того, я все еще ощущаю мягкие черные пряди на том месте, где были мои волосы. Я запускаю в них пальцы, и они кажутся мне совершенно реальными. Моя
— Ваше лицо тоже пострадало. В основном левая половина. Мы считаем, что вы полностью оправитесь от полученных травм.
Хирург, работавший над вашим лицом, сделал все, что мог, но шрам все же будет заметен.
— Большой? — осторожно интересуюсь я.
В этом месте мне положено удариться в слезы, но сейчас мне совершенно не хочется этого делать. А хочется мне откинуть одеяло и броситься разыскивать зеркало.
— Как я уже говорил, вы получили серьезные и очень многочисленные раны, — произносит врач.
Многочисленные раны обычно означают и многочисленные шрамы.
Я смотрю на Джека. Он смотрит на врача. Он пытается контролировать выражение своего лица. Он пытается не разрыдаться. Теперь я знаю, почему Джек на меня не смотрит. Он знает, как все плохо.
— Мне нужно зеркало, — говорю я врачу.
— Не думаю, что вам стоит смотреть в него именно сейчас.
— Мне нужно зеркало! — повышаю я голос, и в нем звучат отчаяние и страх.
— Завтра, — спокойно, но решительно отвечает врач. — Мы снимем ваши повязки, и вы сможете разглядеть раны.
«Завтра? Вы можете себе представить, как это долго, когда на твои плечи обрушивается нечто подобное?»
— Я пришлю медсестру, — продолжает врач. — Она расскажет вам, как принимать обезболивающее. Попробуйте уснуть, миссис Бритчем. Вам нужен отдых.
— Спасибо, доктор, — говорит Джек.
Врач поворачивается и выходит из палаты.
Я касаюсь пальцами левой стороны своего лица. Точнее, повязки, под которой оно скрыто. Тем не менее я знаю, что оно опухло. Оно очень болит. Легчайшее касание приводит к тому, что всю голову пронзают острые иглы боли.
— Все так плохо? — спрашиваю я у Джека.
Он медленно поворачивается. Кажется, он делает это только потому, что у него нет выбора.
— Я не знаю. Я ничего не видел.
— Но они считают, что все плохо?
Внезапно его лицо оказывается рядом с моим. Обеими руками он сжимает мою руку, как будто пытаясь одновременно защитить и успокоить меня.
— Что бы ни случилось, мы пройдем через это вместе, — произносит он. — Все будет хорошо.
И я знаю. Я знаю, что он верит в это не больше, чем я.
Либби
Я никогда не считала себя уродиной. Точно так же, глядя в зеркало, я никогда не видела там красавицу. Меня всегда изумляло, что другие люди способны на подобные суждения о себе. Особенно это касается тех девушек, которые мечтают стать моделями.