Президенты без государств
Шрифт:
— Надо подумать, надо подумать… Да, да… Я подумаю, — лицемерно заверил фор Менде.
Ему было известно, что Галимжанов в начале двадцатых годов под личиной представителя одной из немецких посреднических фирм выезжал в СССР с особым поручением немецких разведывательных органов. В связи с острой нехваткой квалифицированных кадров из Советского Союза в Германию направлялась группа молодых людей для обучения в немецких высших учебных заведениях. Галимжанову было необходимо воспользоваться этим обстоятельством и среди мусульманской молодежи отобрать группу лиц, преследуя свои, далеко идущие цели.
Менде знал, что учащихся из Советского Союза в Германии обрабатывали
Но Менде знал также и то, что во время своей командировки в СССР Галимжанов арестовывался органами ОГПУ и при неясных обстоятельствах из-под стражи был освобожден. Поэтому, как немецкая контрразведка, так и Остминистерство испытывали к нему недоверие. Кандидатуру Галимжанова фон Менде и не собирался рекомендовать.
У приемной фон Менде Каюм столкнулся лицом к лицу с одним из чинов Туркестанского комитета Канатбаевым Карисом. Последнее время между ним и Канатбаевым происходила непрерывная грызня за первенство в комитете.
Увидев Кариса. Каюм не подал вида, что удивлен его присутствием. С привычной любезностью произнес:
— Ах, и вы тут, Канатбаев!
— Мария Яковлевна просила меня передать письмо господину барону лично, — ответив на приветствие, пояснил тот.
«Врет, шакал… Портфель выпрашивал», — подумал Каюм.
Однако сообщение Канатбаева о письме вдовы Чокаева обеспокоило его: «Письмо непременно написано Чокаевым… Но что в нем? Завещание? Он ненавидел меня, и если это завещание, то ясно, что не в мою пользу. Не исключено, что это рекомендации самой Марии Яковлевны, согласованные с лидерами мусульманской эмиграции. Она слишком популярна среди мусульманской эмиграции. Ее предложения могут спутать мне все карты»… И, чтобы уязвить Канатбаева, громко сказал секретарю:
— Доложите профессору фон Менде, что я прибыл по его вызову.
В среду руководитель «Ляйтшеле» [7] профессор фон Менде позвонил по телефону в отдел VI-Ц шестого управления имперской безопасности руководителю «Туркоштелле» [8] доктору Ольцше.
— Не найдется ли у вас сегодня время разыграть в биллиард нашу последнюю партию?
— Только после ужина.
— Разумеется.
С тех пор как «Ляйтшеле» и шестое управление имперской безопасности включалось в совместную работу по созданию Туркестанского национального комитета, Татарского комитета «Идель-Урал», Калмыцкого управления, Азербайджанского, Северо-Кавказского, Армянского и Грузинского штабов, профессор фон Менде периодически встречался с начальником отдела — штандартенфюрером СС Грефе и его подчиненными — руководителями разведывательной деятельности в Туркестане, Кавказе, Колмыкии и Татарии.
7
«Ляйтшеле» — административно-политический орган, созданный Остминистерством в период создания Туркестанского и др. комитетов как гражданская организация. Прикрывал руководящую роль абвера и СД в антисоветской работе Туркестанского комитета и в то же время сам являлся особым органом разведки, созданным немецко-фашистским правительством.
8
«Туркоштелле» — управление отделения в Главном управлении безопасности по руководству Туркестанским комитетом.
Руководитель «Туркоштелле» доктор
— До нас дошли слухи, что руководитель кафедры Стамбульского университета Заки Валидов посетил ваше ведомство. Этот тип — сторонник пантюркизма.
Руководитель «Ляйтшеле» тут же парировал:
— Остминистерство всегда было против пантюркизма. Об этом потом. И еще раз уточним: значит, после ужина? Жду.
Барон фон Менде устанавливал шары, когда в биллиардную вошел доктор Ольцша.
— Добрый вечер, доктор Ольцша. Я вижу, вы что-то не в духе? Вот французский коньяк. — Барон указал на столик с вином и закусками.
— Спасибо. — Ольцша изобразил подобие улыбки.
— А куда девался Шелленберг?
— Выехал в Житомир. В полевую штаб-квартиру рейхсфюрера.
— Надолго?
— Как сложатся дела.
Ни Менде, ни Ольцша тогда не знали о том, какие вопросы обсуждали Гиммлер и Шелленберг в Житомире. Об их беседе стало известно значительно позже из дневника Шелленберга. Именно тогда Шелленберг поставил перед Гиммлером вопрос о возможности «компромиссного соглашения» с западными державами, сообщив о некоторых предварительных попытках, которые политическая разведка СС уже предприняла к тому времени.
Шелленберг высказал мнение, что такое соглашение желательно заключить еще до наступления момента, когда военная мощь Германии будет значительно ослаблена. Гиммлер в принципе дал свое согласие, но только после того, как Шелленберг детально изложил свою идею о том, что такой мир даст реальную возможность Германии всецело сосредоточиться на конфликте с Востоком.
Во время игры Ольцша спросил:
— Кем Остминистерство хочет заменить покойного Чокаева?
— Только не Заки Валиди, о котором вы меня спрашивали по телефону, доктор Ольцша.
— Не Заки Валиди?! Так кем же? — после удара, выпрямляясь во весь огромный рост, снова спросил Ольцша.
— Остановились на Каюме.
— Каюм? Этот выскочка?! Уму непостижимо. Если мы ничего не могли добиться с именем Чокаева, что же будет с комитетом и легионом, когда у руководства будет этот жалкий самовлюбленный тип?
— Вали Каюм-хан, — подчернул фон Менде.
— Хан? Ха-ха! Хан…
— Надо же как-то поднять его престиж.
— Мне кажется, что такой титул даст мало пользы. Скорее он сгодится для того, чтобы немного пощекотать честолюбие Каюма.
— Понимаю, комитет нуждается в другом лидере, но что поделаешь… Остальные не лучше, а Каюм двадцать с лишним лет живет в Германии. Он уже наш, не чета всяким прохвостам, живущим в Турции. — Менде явно намекал на Заки Валидова. — Я не уверен, что такие будут работать только на Германию… Кто может на них положиться? А Каюм выращен в нашей оранжерее, на нашей подкормке. Никакой трудности не составит пересадить его в туркестанскую почву, а подкормка остается прежней — немецкой. Будем продолжать эксперимент с Каюмом, и как только наши доблестные войска перейдут Волгу, мы достанем из кармана готового «президента».
— Х'aна, — съязвил Ольцша.
— Хана, эмира, президента. Все равно. В конечном счете нам ведь нужно дешевое сырье… Пересадим его с берлинских улиц на улицы Ташкента. И доходы из Туркестанской колонии потекут в наши карманы.
— Это уж как водится, но что мы должны считать Туркестаном?
— Мне кажется, что этот вопрос вызовет сейчас определенную сложность. У меня сегодня был казах Канатбаев.
— Вот как! Он и у вас успел побывать? Он прорывался ко мне, но я его не принял. Пришел навязывать себя в президенты…