Президенты без государств

Горбунов Павел Максимович

Но генерал не был уверен, что сейчас ему удастся получить долг. Даже убив Чокаеву, он уйдет ни с чем. Он встал, подошел к окну, потом прошелся раза два по комнате, а когда сел к столу, Чокаева увидела на его лице неожиданную улыбку. Генерал вынул из портфеля сверток, развернул и на его коротких пальцах повисло египетское ожерелье. Огонь играл на каждом камне, на каждой грани.

— Этому нет цены, Мария Яковлевна! Как старый друг вашего дома я хочу оставить его вам. Кроме того, вот вам еще пятьдесят тысяч франков на мелкие расходы.

Генерал

достал из портфеля туго набитый конверт из плотной бумаги. Он проворно распечатал его и высыпал на стол тысячефранковые банкноты. Генерал был щедр. Тем более что щедрость ему немногого стоила: банкноты были изготовлены на печатных машинах концлагеря Заксенхаузен. (Генерал Майер Мадер не раз пересекал границы Скандинавских стран, Франции, Испании для проведения коммерческих операций по обмену фальшивых денег. Агентам Гиммлера и Кальтенбруннера таким путем удалось завести в Германию свыше ста миллионов настоящей валюты).

Искушение для старой актрисы, привыкшей к успеху, цветам, подаркам, было слишком велико. Пятьдесят тысяч франков и ожерелье с бриллиантами могли соблазнить кого угодно.

К тому же Мария Яковлевна понимала, что если она сейчас откажется от такого несметного богатства, то завтра может потерять все. Завтра немцам будет не до бумаг Мустафы. Кайгина и Канатбаева она больше не встречала, да и библиотека давно продана букинистам. От нее почти ничего не осталось, как не осталось ничего от хрусталя и картин. Завтра уже нечего будет нести на продажу. А то, что зарыто в земле, на рынок не понесешь, даже если придется умирать с голоду. А тут покупатель. И предлагает солидный куш. Чокаева взяла себя в руки и сказала:

— Я подумаю, барон!

— Голубушка Мария Яковлевна! — воскликнул раздосадованный генерал. — Вы же прекрасно понимаете, что у меня нет времени торчать во Франции под носом у американской и английской контрразведки. Сколько можно думать? — с этими словами он выложил на стол еще одну пачку денег.

— Вот вам еще пятьдесят тысяч! Я думаю, что этого вам хватит надолго.

— Что ж, генерал, вы меня уговорили. Я отдаю вам, вернее, продаю вам то, что была обязана хранить.

Генерал тут же встал со стула, подвел Марию Яковлевну к зеркалу и заставил примерить ожерелье.

— Вам нравится? — спросил генерал.

— Да, великолепная работа… Такое мне даже видеть не приходилось.

Смертельная бледность на лице Марии Яковлевны сменилась бледным румянцем.

Когда деньги были убраны, генерал спросил:

— Где архивы Мустафы?

— Я вас должна огорчить, архивы не здесь. Они в загородном доме под Парижем.

— Такая поездка не входила в мои планы, — сказал генерал недовольным тоном. — Как это ни прискорбно, но за архивами мы должны выехать немедленно.

— Сейчас уже поздно…

— Это не играет роли. Вы едете?

— Что мне остается делать?

Мария Яковлевна и генерал Мадер добрались до чокаевской дачи глубокой ночью.

Они подошли к деревянному дому с верандой. Окна были забиты досками, дорожка заросла густой травой.

Все свидетельствовало о том, что здесь давно уже никто не жил.

— Вот мы и пришли, — отпирая калитку, сказала Мария Яковлевна.

Генерал внимательно огляделся по сторонам и пошел за Марией Яковлевной только после того, как в конце переулка увидел тучного мужчину, идущего в их сторону неторопливой походкой.

Чокаева порылась в ридикюле, достала ключ от веранды.

— Извините! — сказала Мария Яковлевна, когда они вошли в темную комнату. Она зажгла свечу. Тут такой беспорядок — черт ногу сломит.

Генерал окинул взглядом комод с зеркалом овальной формы, пустую этажерку у глухой стены.

— Тут, помнится, был рояль, — сказал он.

— Рояль давно продан, как и все остальное. Если продать эти вещи и дачу, я — нищая.

— Теперь вам не придется продавать дачу. Когда вы приезжали сюда в последний раз? — спросил генерал, разглядывая запущенную веранду.

— Полгода назад, — проведя пальцем по зеркалу, ответила Мария Яковлевна, — видите, сколько пыли…

— Каюм бывал тут?

— Не раз, но при жизни мужа. Чтобы он не нашел меня, я уехала отсюда. Я не хотела встречаться с Каюмом, не хотела отдавать ему архивы. Я не желала встречи и с доктором Ольцшей, впрочем, и с кем бы то ни было еще из туркестанского ли комитета или из СД. Я вся извелась и после смерти мужа совсем потеряла покой. Нервы окончательно сдали. Плохо спала, голова раскалывалась от боли, участились сердечные приступы. Я жаждала душевного покоя, мне нужна была разрядка, я не хотела никого видеть. Поэтому и уехала, сбежала от вас всех, надеясь прожить остаток своих дней в уединении, тихо и спокойно. Да, я испытывала нужду. Порой ложилась спать голодной, но я была душевно спокойна. И вот явились вы, и теперь мне нечего думать о покое. Неужели все сначала, и будет ли когда-нибудь этому конец?!

— Будет, — перебил ее генерал. — Я обещаю, что больше не потревожу вас. Навсегда избавлю от заботы об архивах Мустафы. Теперь они, попав в надежные руки, сыграют предназначенную им роль. Все, что задумано Мустафой, найдет реальное воплощение. Мустафа был и останется в наших рядах.

Генерал явно льстил. Сейчас он готов был на любые дифирамбы.

— Вас долго не было здесь. Вы уверены, что все цело и невредимо?

— В этом я уверена. Это можно проверить по описи.

— А что, есть опись?

— Муж долго работал над архивами и составил опись. Я помогала ему.

— Значит вы знаете, что в этих архивах? — спросил генерал, несколько озадаченный тем, что Мария Яковлевна посвящена в эту тайну.

— Пойдемте, я покажу, где хранится опись, — с некоторым раздражением сказала Мария Яковлевна, стараясь как можно скорее избавиться от неприятного чувства, овладевшего ею.

Они вышли во двор и спустились в подвал, стены которого были обшиты некрашеными досками. Со свечой в руке Мария Яковлевна осмотрела несколько досок, прибитых справа от входа, и указала на две из них.