При блеске дня
Шрифт:
— А ты кого выберешь? Миссис Экворт? — спросила Джоан.
— Нет уж!.. — Тут я вспомнил, с каким отвращением Бриджит отзывалась об игре. — Наверное, Еву.
— Так и знала, — с легким пренебрежением сказала Джоан. — Все вы одинаковые!
Ко мне вышла улыбчивая Ева. На ней было длинное светло-голубое платье скромного фасона, какой тогда носили девушки. Она вплыла в мои объятия, и я несколько раз ее поцеловал. Конечно, мне было очень приятно, но отчего-то поцелуи не принесли удовлетворения: страна золотистых лугов и мерцающих рек распростерлась
Когда я вернулся в гостиную, Бриджит ела засахаренные фрукты и сердито облизывалась.
— Вы все мне отвратительны, — проворчала она. — И вечеринка отвратительная! Не буду я тут играть, даже если меня попросят на коленях. На таких праздниках только есть и можно, вот и объемся до отвала.
Тут к нам подошел человек по фамилии Литон, которого я несколько раз видел в конторе: он страховал наши грузы — высокий костлявый мужчина с грубым браддерсфордским голосом, язвительный и насмешливый.
— Не вы ли дочери Элингтона? — спросил он.
Я представил Литона девушкам, и он продолжил:
— Ваш отец сказал мне, что кто-то из вас играет на скрипке. Кто же?
— Я, — равнодушно ответила Бриджит.
— Что ж, чуть позже предлагаю вам сыграть дуэтом, — потирая костлявые руки, сказал Литон. — У Экворта здесь неплохой рояль… «Стейнвей».
— А вы играете? — по-прежнему без намека на интерес спросила Бриджит.
— Немного. Орган и фортепиано — мое хобби, можно сказать. Вы скрипку взяли?
Бриджит ответила, что по особой просьбе мистера Экворта действительно взяла скрипку и ноты, однако играть не в настроении.
— Думаю, позже оно у вас появится, — с улыбкой сказал Литон, отчего показался еще более неотесанным, чем прежде. — Когда толпа перейдет в другую комнату, можем попробовать. — С этими словами он удалился.
— Вот еще! — пробормотала Бриджит. — Вы его знаете, Грегори? Чем он занимается?
— Страховой агент, — ответил я.
— Ха! Наверняка ужасно играет.
— Откуда тебе знать? — рявкнула на нее Джоан. — Хватит чваниться, Бриджит!
— Ты мне сегодня не нравишься, Джоан. И вы тоже, — бросила она мне. — Мне вообще здесь плохо, лучше бы я осталась дома! Сплошная духота, обжорство и торговцы шерстью!
Предложили игру, для которой был нужен бильярдный стол, и большинство гостей отправились в другую комнату, а наша компания осталась в гостиной. Через несколько минут с едой и напитками появился мистер Экворт.
— Если народ останется там, я могу позвать Герберта Литона. Послушаем музыку.
— А он умеет играть? — свысока спросила Бриджит.
С мистером Эквортом такое поведение не прошло.
— Это ты брось, девчонка, — с улыбкой сказал он. — Хватит нос задирать! Думаешь, раз Герберт занимается страховкой и на вид чурбан чурбаном, так и музыкант из него никудышный? А вот и нет. Герберт мог бы запросто зарабатывать на жизнь музыкой, но он малый независимый и поэтому выбрал другое призвание. Так что сотри-ка с лица усмешечку, юная леди, — строго добавил он.
— Хорошо,
— А ты что принесла? Надеюсь, что-нибудь стоящее? А то нам всякие безделицы не по душе. Мы, местные, любим настоящую музыку. Ну, ступай за нотами.
Бриджит послушно удалилась.
Ева воскликнула:
— Умеете же вы ее приструнить! Мистер Экворт, переезжайте к нам!
— Ни за какие коврижки. Я люблю тишину и покой, — серьезно ответил он.
Джоан рассмеялась:
— Никогда бы не подумала, мистер Экворт!
— Я тоже, — улыбнулся я. — Наверное, мы все думаем, что любим тишину и покой. Только каждый понимает под этим что-то свое.
— Вот что я вам скажу, — обратился Экворт к девушкам, — наш Грегори любит поумничать. И однажды он станет либо выдающимся человеком, либо занудой, с которым никто не захочет иметь дела.
Я потрясенно уставился на него: эта оценка полностью совпадала с моим собственным мнением о себе. Мистер Экворт заговорщицки подмигнул. Я перевел взгляд на девушек. Ева выглядела чуть озадаченной, а Джоан мудро кивала. То был очень странный момент, и я запомнил его на всю жизнь.
К нам снова подошел Герберт Литон: он все потирал свои костлявые руки и разминал пальцы, щелкая суставами. За ним шла Бриджит со скрипкой и папкой для нот.
— Сядь-ка, Герберт, — сказал мистер Экворт с еще более выраженным браддерсфордским выговором, чем обычно. — Плесну тебе превосходного виски — особая штука, дружище, — а потом ты нам что-нибудь сыграешь. Покажешь этим деткам, как надо играть, а то они возомнили о себе бог весть что. Вот тебе виски, а я пойду приготовлю инструмент.
Литон хохотнул и сразу стал похож на долговязого актера пантомимы.
— Благодарствую, Джо! За меня и за мужа моей жены! — С этими словами он в один присест осушил стакан.
Бриджит скривилась. К этому времени мистер Экворт уже убрал с крышки рояля пустые тарелки и поднял ее. Литон, слегка пошатываясь и неистово щелкая суставами, пошел на свое место.
— Что тебе сыграть, Джо?
— Да что душе угодно, — ответил мистер Экворт. — Впрочем, от Баха я бы не отказался.
— Я тоже! — воскликнул Литон и согнулся в три погибели, раскинув длинные руки над клавиатурой.
Бриджит как будто удивилась, перестала возиться с нотами и села слушать.
Одним чистым ударом по клавишам Литон развеял все наши предрассудки о страховых агентах, торговле шерстью, Браддерсфорде, пропорол насквозь XX век и очутился в XVIII — веке Иоганна Себастьяна Баха. Каждая нота была слышна в игре огромных костлявых рук — безошибочной и кристально чистой. Эти руки смогли передать то, что дается отнюдь не всем пианистам, играющим Баха: напевность, теплота и яркость, как у солнечного луча на мраморном полу. Прелюдии и фуги пели и взбирались все выше, затем с грохотом обрушивались вниз… Рояль Джо Экворта превратился в целый мир сменяющихся оттенков и красок.