При блеске дня

Пристли Джон Бойнтон

— Здесь разговаривать бесполезно, Грег, — пролепетала она. — Меня все время дергают. Ты думаешь, что я напилась, но на самом деле я выпила одну крошечную рюмочку. Это все из-за людей!

— Знаю. Почему-то на меня эти люди оказывают прямо противоположный эффект.

Она пропустила мои слова мимо ушей, а может, и вовсе не услышала. Лиз была в таком восторге, что пронять ее мог разве что лязг цепей злобного привидения.

— Я только хотела сказать, милый, что Брент уже прислал мне переписанную сцену. Грег, ты просто чудо, ей-богу! Ты так тонко меня чувствуешь, каждое слово — в точку! И спорить ни о чем не надо. Ах какое это облегчение, ты не представляешь! С тех пор как ты уехал, я только

и делаю, что целыми днями спорю, спорю, спорю… Но у тебя всегда получаются блестящие сценарии. Я очень благодарна.

Я понимал, что она говорит искренне, хотя и звучало это как типичная тирада актрисы на коктейльной вечеринке. Однако за избитыми профессиональными выражениями крылось душевное тепло, и оно же лучилось из ее бархатных глаз.

Я пробормотал какой-то ответ, но с языка так и рвалось: «Слушай, Лиз, я раздавлен, выпотрошен и пришпилен к голой стене. Ты не обязана мне ничем, особенно после наших недавних встреч, но я так нуждаюсь в тепле! Пойдем отсюда и поговорим как люди».

Впоследствии я часто спрашивал себя, что бы она сделала, если бы я сказал все это вслух, что бы произошло потом между нами. Но я ничего такого не сказал.

— Не уходи, Грег, — поспешно проговорила она. — У тебя такой вид, как будто ты хочешь поджать хвост и сбежать отсюда. Большинство гостей скоро уйдут, а мы с Брентом хотим поужинать в узком кругу…

— И ты приглашен, — сказал Брент, подошедший к нам с улыбкой гордого собственника на лице. — Не отказывайся, прошу. Элизабет, с тобой мечтают познакомиться одни очень хорошие люди.

— Беги, Лиз. Я все равно ухожу. Рад, что сценарий тебе понравился.

— Грег!

Мы посмотрели друг на друга, и Брент, гости и вся вечеринка на миг куда-то исчезли. Мы остались наедине. Это было прощание, и мы оба это знали. Один из нас стоял на палубе корабля, а другой махал с удаляющейся набережной. Потом я улыбнулся — по крайней мере я очень надеюсь, что мне это удалось, — и пошел прочь с тяжелой, как свинец, душой. Лиз пронзительно вскрикнула, но Брент тут же отпустил какую-то шутку, и она засмеялась, уходя с ним в глубину зала. Однако я убежден, что она все поняла.

— Простите! — пробурчал я, столкнувшись с кем-то в дверях.

— Доусон, вас-то я и искал!

Я потрясенно смотрел на механическую улыбку и беспокойные пустые глазки Малькольма Никси, барона Харндина или кем он там себя считал. Я издал приглушенный, срезанный смешок.

— Вы тоже здесь?

— Получил приглашение от этого Веста, — ответил Никси. — Элеонора где-то в зале. — Мы шли по коридору. — Но искал я именно вас. Пытался вам позвонить, но никто не взял трубку.

— Пойдемте вон туда, — предложил я. У самого выхода, когда мы наконец оказались в тишине, я остановился и вопросительно посмотрел на него. — В чем дело? Кроме причудливого стечения обстоятельств, разумеется.

— Стечения обстоятельств?

— А, не обращайте на меня внимания, я просто думаю вслух. Вот что делают со мной вечеринки.

— Да я и сам давно уже не любитель. Но Элеонора любит такие мероприятия.

Я ответил, что знаю. Однако ни словом не обмолвился о том, что из-за него отправился на поиски сокровищ в далекое прошлое, но вернулся с пустыми руками и пустым сердцем, потеряв прежнего себя и не обретя нового. Если же он, Малькольм, теперь не сотворит чуда, я сочту его просто жестокой издевкой судьбы.

— Зачем вы меня искали?

Глава двенадцатая

— Видите ли, я вхожу в некий комитет, — начал Харндин. — Его организовали еще в войну — министр труда поручил нам заниматься вопросами женской занятости, — и я уже давно хочу из него выйти. Но вчера я сходил на очередное заседание и пообщался там с одной дамой, некой

миссис Чайлдс, которая представляет один из крупнейших женских профсоюзов. Эдакая железная кадровичка, ярая социалистка. Так вот, миссис Чайлдс спросила, нет ли у меня знакомых киношников, и я ответил, что как раз познакомился с несколькими в Корнуолле, где недавно отдыхал. Я упомянул ваше имя, сказал, что вы много лет проработали в Голливуде и вообще профи. Она тут же заявила — ох уж эти женщины, сразу загораются, — что я прямо-таки обязан вас познакомить. Ну, я вашего адреса не знал, но подумал, что наверняка где-нибудь с вами встречусь — поэтому она дала мне вот это. — Он вручил мне карточку с нацарапанным на ней телефоном. — Позвоните ей, пожалуйста, как можно скорей.

— Понял. — Я убрал карточку в карман. — Что ж, спасибо. И простите за беспокойство.

— Что вы, Доусон, какое беспокойство! Ладно, пойду искать жену. Надеюсь, вы как-нибудь с нами отужинаете. — С этими словами он ушел.

Время ужина еще не наступило, поэтому в вестибюле было относительно тихо. Я сел в кресло у входа, чувствуя, что не хочу надевать пальто и шляпу, покуда не разберусь в своих желаниях. Я уже начисто забыл про Харндина и миссис Чайлдс; я думал об Элизабет. Туман и волны между нами словно бы чуть разошлись, и в этом просвете я увидел ее: красивую и добрую женщину, великую звезду на единственном небе, с которого на меня еще может просыпаться манна. Она долгие годы была мне верным другом, вместе мы могли без малейшего труда заработать огромное состояние, и недавно она намекнула, что готова стать мне не просто другом. Но я отверг ее — ради чего? Чтобы сидеть и гадать о собственном будущем. У меня было чувство, что я не сам ушел с вечеринки, а меня выгнали. Я высмеял Бриджит, но она-то сейчас вовсю хлопочет над ужином для Шейлы и Джона, предвкушая их удивление и радость. А я чем занят? Даже лорд Малькольм Никси-Харндин, никогда по-настоящему не живший, может посещать заседания комитетов и водить жену по вечеринкам.

Я вытащил из кармана карточку и равнодушно ее рассмотрел. Наверняка у этой дамы какая-нибудь племянница ходит на курсы актерского мастерства и мечтает стать второй Элизабет Эрл. Или же с ее братом в Новой Зеландии приключилось любопытнейшее происшествие, которое стоит увековечить на кинопленке. И то и другое меня нисколько не интересовало. Мои пальцы, точно ими одними овладела ярость, разорвали карточку пополам. Видимо, этим действием я выпустил часть пара: мне сразу стало лучше, я сложил карточку и подошел к телефону на регистрационной стойке.

— Говорит миссис Чайлдс, — раздался четкий, строгий, деловой голос с легким северным акцентом — необычное сочетание.

— Меня зовут Грегори Доусон. Лорд Харндин только что передал мне ваш телефон. Вы хотели о чем-то со мной поговорить.

Несмотря на свою строгость, занятость и северное происхождение, миссис Чайлдс не на шутку обрадовалась — это я услышал сразу.

— О да, очень хотела! Как я рада, что вы позвонили!

— В чем дело? — спросил я. — Сразу говорю, если вы намерены замолвить словечко за красивую племянницу, мечтающую стать актрисой…

Она рассмеялась, и я тут же осекся.

— Нет-нет, ничего подобного! У меня нет красивых племянниц. Мы обсуждаем создание нового киноколлектива… большое и важное дело. Я собрала несколько молодых и талантливых кинематографистов, сегодня вечером у нас первая встреча. Вы не могли бы к нам прийти, мистер Доусон?

— Даже не знаю, — неуверенно протянул я, хорошо представляя себе эту молодежь. Начинающие волшебники-документалисты, помощники операторов и монтажеров, нечесаные девицы-сценаристки… все сидят на полу и обсуждают, как снять дерзкое левацкое кино за четыре пенса. — Я старый киношник, да к тому же циник. Сомневаюсь…