При невыясненных обстоятельствах (сборник)

Ромов Анатолий Сергеевич

В понедельник я встал рано. Пробежав несколько кругов вокруг дачи, принял душ, затем, растираясь после душа, взглянул по привычке в зеркало и облегченно вздохнул. Наконец-то… Сашка не обманул: кожа на моем лице снова была девственно чиста. Все до одного покраснения бесследно исчезли.

В связи с этим я позавтракал в особо повышенном настроении, а после отправился на обычное место, захватив этюдник и сумку с покрывалом и полотенцем. У озера, расстелив покрывало и установив этюдник, посмотрел на часы.

Оказалось, что я пришел раньше обычного, в половине восьмого. Что ж, подумал я, больше сделаю.

Начав работу, довольно скоро заметил: в связи с понедельником на территории «Рыболова Сенежья» наблюдается оживление. Отдыхающие спешили на работу, из ворот то и дело выезжали машины.

Вскоре база опустела, осталась лишь бесстрастно сидящая на причале собака. Сторож, тщательно заперев лодки, а также двери домиков и ворота, уехал с последней машиной.

Часа два после этого я работал в полном одиночестве, пока не услышал чуть поодаль шум мотора. Оглянулся. Золотистая девятка, выкатив из-за камышей, резко затормозила около меня.

Сашка, выключив мотор, подмигнул:

— Привет. Как ты здесь?

— Нормально. — Я и в самом деле чувствовал себя нормально.

— Не скучаешь?

— Да нет. Видишь, тружусь.

— Что-то тихо. — Сашка оглянулся. — Где весь народ.

— Уехал. Понедельник же.

— Отдыхающие понятно, а персонал?

— Сторож тоже свалил с отдыхающими.

— И заведующий?

— Заведующий в отпуске.

— Вижу, ты в курсе всех дел.

— Стараюсь.

— Как вообще с той ночевкой?

— Нормально.

— А подробней?

— Спал, как суслик. Утром повыяснял отношения со сторожем. Попытался всучить десятку, он отказался. После этого собрал манатки и ушел.

— Собака не обижала?

— Да нет. Ты прав, собака здесь вполне мирная.

— Тогда собирайся. Времени в обрез, я ведь с работы. Прихватим то, что осталось на даче, и в Москву.

Сзади раздалось угрожающее рычание. Я оглянулся. По другую сторону от ограды, заливаясь лаем, прямо на меня со всей силы бросилась уже знакомая мне собака. Отброшенный назад стальной сеткой, пес снова кинулся в мою сторону. Интересно, подумал я, что это с ним? Ведь я всего-навсего хочу убрать этюдник, свой собственный этюдник. Присев на передние лапы и подняв шерсть на загривке, пес продолжал рычать. Вот снова бросился на сетку.

Я стал уговаривать:

— Дик, ты что? Это же мой этюдник! Ну? Тебя же никто не трогает. Да перестань ты. Дик! Ну?

Уговоры не действовали, Дик продолжал злобно рычать и бросаться на сеть.

Я посмотрел на Сашку:

— Что с ним?

Он пожал плечами:

— Не обращай внимания. Не хватало нам еще псом заниматься. Забрасывай все в тачку и поехали.

Сложив вещи на заднее сиденье, я сел вперед. Под

непрекращающийся злобный лай захлопнул дверцу. Сашка дал задний ход, развернулся. Через три минуты он затормозил у ворот своей дачи.

— Переодевайся, не забудь захватить шмотки. И назад. Давай, я выходить не буду.

На даче я надел свою рубашку, джинсы, кроссовки. Проверил: в сумке ли бритва, зубная щетка, документы. Вернулся в машину.

— Ничего не забыл? — Сашка включил мотор. — Документы, ключи от дома?

— Все взял.

— Ключи от машины?

— Со мной, не волнуйся. Поехали.

Сашка не спеша выехал на ведущую к Ленинградскому шоссе грунтовую дорогу. Минут через десять, попетляв среди дач и пригородов, мы выехали на магистраль. Доведя скорость до ста двадцати, Сашка сказал:

— Я отсидел свое в Москве, ты на даче. А это значит — все, конец эпопеи. Даже если что-то случится и в дело вступит милиция, придраться к нам будет невозможно. У нас абсолютное алиби. Для всех. Понимаешь?

— Мне что, кричать «ура»?

— В принципе, можешь и крикнуть. Кстати, я только что звонил Вере — она купила картину. Просила сразу же заехать за деньгами.

— Прямо сейчас?

— Прямо сейчас. Причем дала очень неплохо, я даже сам не ожидал. Пятнадцать штук.

— Пятнадцать штук за мою картину? Пятнадцать тысяч?

— Именно.

— Шутка?

Сашка потрепал меня по плечу.

— Серега, разве такими вещами шутят? Вера предложила за твою картину пятнадцать тысяч. И попросилa поскорей заехать за деньгами, она уезжает. Что молчишь?

— Я в жизни не видел таких денег. Сразу.

— Теперь увидишь. Собственно, что тебя удивляет? Она ведь уже платила пятнадцать тысяч.

— Не она, а ее любовник. Причем платила за троих. И за три картины.

— А теперь столько же за одну. Но ты же знаешь: со временем цены на произведения искусства поднимаются. Это ведь закон.

— Кончай издеваться.

— Я не издеваюсь. Да и вообще, разговор окончен. Все — сделка состоялась.

Вглядываясь вперед, я обдумывал услышанное. Честно говоря, я не был готов к такой сумме.

— Что, я в самом деле могу сегодня же взять эти деньги?

— Не можешь, а должен. Вечером она уезжает.

— Как же это сделать?

— Очень просто. Я отвезу тебя домой. Оттуда на своей машине поедешь к Вере. Запомни адрес: Комсомольский проспект, шестьдесят четыре, квартира сто двенадцать. Шестой этаж, кода нет. Зайдешь, и она без звука отдаст бабки. Адрес запомнил? Или ты и раньше его знал?

— Нет, раньше не знал. Комсомольский, шестьдесят четыре, сто двенадцать?

— Правильно. Только перед тем, как подняться, позвони из автомата. Она ведь ночная птица. Мало ли, поднимешься, а она вдруг не одета.