При реках Вавилонских
Шрифт:
Наоми опустила голову и поцеловала Натана Брина в окровавленный лоб.
Приказ о начале финальной операции прошел по периметру оборонительной линии, и тщательно отрепетированная акция получила исходный импульс. Все уловки и самодельное вооружение, выглядевшие столь хитрыми и затейливыми при дневном свете, сейчас подвергались испытанию на прочность и надежность, и темнота порождала множество сомнений.
Метрах в ста от них прозвучал чужой голос:
– Сюда! Здесь брешь в укреплении! Сюда! За мной!
Два отряда ашбалов, всего восемнадцать человек,
Голос скомандовал снова:
– Сюда! Быстро! Наверх!
Если арабы и заметили в горячке стрельбы, что голос имеет слегка металлическую окраску и что палестинский акцент не совсем точен, они все равно не осознали этого факта и не отреагировали на него. Очевидно, кто-то из командиров говорит в мегафон. Они продолжали двигаться по направлению к голосу, звучавшему так близко от израильской линии обороны.
Ибрагим Ариф лежал под прикрытием бруствера в крошечном окопе и кричал в микрофон:
– Быстро! Все наверх! Сюда!
А громкоговоритель, установленный в тридцати метрах перед насыпью, гнал арабов вперед:
– Быстро! Вверх и на ту сторону! Стреляйте! Стреляйте! Смерть Израилю!
Ашбалы выпрямились, подняли головы и с криком «Смерть Израилю!» бросились вперед.
Каплан, вырвавшийся наконец из лазарета, Маркус и Ребекка Ливни, молодая стенографистка, только что получившая «АК-47», открыли огонь. Каждый из них расстрелял по два тридцатизарядных магазина.
Ашбалы застыли как вкопанные, парализованные недоумением и страхом. Их ряды прошивали автоматные очереди. Люди падали один на другого, словно соломенные чучела. Эта потеря оказалась самой крупной с начала действий, и она оставила чрезвычайно заметную брешь в атаке.
Эсфирь Аронсон уговаривала каждого, кого встречала в темноте, выслушать ее. Берг приказал выклянчить, занять или украсть. Выклянчить не получалось. Все были слишком поглощены собственными проблемами, чтобы беспокоиться о стратегических замыслах атаки с тыла. Каждый, кто выслушивал ее, сочувствовал, но этим дело и ограничивалось. Она отчаянно искала глазами Хоснера. Хоснер мог дать простой приказ, и тогда бы она получила то, в чем так нуждалась. Но никто не знал, где командир. Пропал. Возможно, убит.
Эсфирь стала свидетельницей того, как успешно сработал трюк с мегафоном. На западном склоне ничего подобного не было. Ей нужно оружие. Девушка побежала туда, где Маркус и Ребекка Ливни осторожно пробирались через брустверы и завалы, чтобы подобрать оружие убитых врагов. Прикрывал их Каплан. Эсфирь Аронсон промчалась мимо Каплана, перепрыгнула через окоп и бруствер, проскользнула между зубьев засеки мимо удивленных Маркуса и Ливни.
– Простите! – закричала девушка. – Мне нужны винтовки на западный склон! Они там атакуют!
Она быстро продвигалась между мертвыми и еще живыми, проворно снимая патронташи и сумки, загруженные боеприпасами. Хватала в темноте автоматы, чаще попадая рукой не на
Маркус и Ливни подбежали к Аронсон и начали помогать ей. Маркус постоянно кричал, чтобы смотрели, нет ли живых, но Эсфирь, казалось, не слышала или не обращала внимания на его призывы. Маркус же застрелил человека, который протянул руку к своему оружию, когда почувствовал, что его пытаются отнять.
– Спасибо! – громко крикнула Аронсон и исчезла за насыпью вместе со своим невероятным грузом.
Маркус и Ливни под прикрытием огня Каплана быстро собрали оставшиеся автоматы. Микрофон продолжал кричать:
– Назад! Назад! Осторожно, товарищи! Евреи хорошо вооружены! Отступаем!
И арабы послушно исполняли приказ невидимого командира.
Наоми Хабер зарядила «М-14» и внимательно вгляделась в глазок прицела. Весь склон оказался покрытым ползущими фигурами. Девушка осмотрела склон чуть ниже своей позиции и увидела Хоснера – тот неподвижно лежал в укрытии. Убит? Определить трудно. Чтобы перекинуть винтовку на такое расстояние, ему наверняка пришлось подняться на ноги. И арабский снайпер, конечно, увидел его.
В это мгновение пуля зацепила запястье правой руки, девушка вскрикнула и едва не выронила винтовку. Скорчилась, присев у земляной стены, пережидая самую острую боль. Лизнула рану, как это делают животные, и, казалось, это принесло некоторое облегчение и успокоение. Не оставалось сомнений, что тот самый снайпер, который сейчас едва не убил ее, совсем недавно убил человека, с которым она была близка. И только за это, не говоря обо всем прочем, он должен умереть. Девушка медленно поднялась и взглянула поверх земляной стены.
Мурад наконец осознал, что Сафар убит. Сафар, друг детства. Единственный настоящий друг. Любовник. Его убил этот еврей. Удалось ли ему подстрелить врага, когда тот подкинул в воздух свою винтовку? Пропали и винтовка, и ночной прицел. Кто их забрал? Снайпер осмотрел пространство между укрытием Хоснера и уступом. Да, сейчас опасность исходила оттуда, но эмоции не позволяли Мураду отвести взгляд от того места, где, он знал, прятался проклятый еврей.
Хабер глубоко вздохнула и внимательно оглядела склон. Она прекрасно видела снайпера – вот он лежит там ничком – примерно в восьмидесяти метрах ниже ее самой. Пуля в голову, возможно, в случае удачи разобьет одновременно и прицел, и голову, но выстрел в спину представлялся более надежным. Девушка навела сеточку прицела в область поясницы и дважды нажала на спусковой крючок.
По всему периметру укреплений израильтяне устанавливали чучела, что было совсем не легкой работой. Стоящие, он вызывали огонь на себя, падали, и их приходилось устанавливать снова.
Дюжина невооруженных мужчин и женщин высоко поднимали банки, содержащие аэрозоль, и, выпуская порцию спрея в воздух, поджигали ее, имитируя таким образом вспышки винтовочных выстрелов. Арабы палили по этим вспышкам, видимым по всей протяженности гребня. Число единиц стрелкового оружия, захваченного израильтянами, возросло, по оценкам врага, весьма значительно.