Прибалтика на разломах международного соперничества. От нашествия крестоносцев до Тартуского мира 1920 г.
Шрифт:
Вместо прорыва на Петроград фон дер Гольц был вынужден защищать немецкие позиции в Латвии. Теперь его задача состояла в том, чтобы не позволить эстонско-латышским войскам занять значительную территорию Латвии и тем самым не допустить замены Ниедры на посту главы латвийского правительства британской марионеткой Улманисом. Бои носили исключительно ожесточенный характер; пленных не было. Один из участников этих боёв вспоминал, что все воины сражались, охваченные какой-то инстинктивной страстью. Как будто вся ненависть, накопившаяся за 700 лет в душе народа, вдруг вспыхнула ярким пламенем{364}. 22 июня 1919 г. войска фон дер Гольца потерпели поражение у Цесиса. От полного разгрома немцев спасло только вмешательство США, которые под угрозой прекратить поставки продовольствия прибалтийским (ещё не признанным) государствам остановили вооружённую схватку в тылу антисоветского фронта в Прибалтике{365}.
Военное столкновение между армией фон дер Гольца и эстонско-латышскими частями ослабило силы интервентов в Прибалтике и облегчило переход Красной Армии в июне 1919 г. в контрнаступление. В результате в июле 1919 г. северо-западная армия и войска генерала Лайдонера были отброшены к границам Эстонии, а буржуазное эстонское государство, как иронизировал В. Кингисепп, снова осталось независимым вопреки «сумасшедшей» политике своих лидеров, которые по-прежнему не отказывались от нового
VIII. 10. О несостоявшемся выступлении Финляндии
Примечательно, что в осеннем наступлении Юденича на Петроград могла принять участие и Финляндия, если бы Колчак принял её условия. Об этом факте сообщил С. Добровольский [105] в своих воспоминаниях {366} .
Согласно его свидетельству, вопрос о привлечении Финляндии к совместному выступлению с северо-западной армией был поднят генералом Марушевским [106] в первых числах июля 1919 г. на заседании временного правительства Северной области, на котором он выступил с отчётом о своей поездке в Финляндию. Генерал Марушевский считал, что от предприятия Н.Н. Юденича нельзя ожидать никаких благоприятных результатов, и потому предложил сделать ставку на Финляндию, располагавшую достаточными организованными силами, чтобы нанести большевикам удар в самом важном и кратчайшем направлении на Петроград. С Марушевским был солидарен и сам Юденич, хорошо знакомый с бывшим генерал-лейтенантом русской армии (а теперь регентом Финляндской республики) К.-Г. Маннергеймом ещё по Николаевской академии Генерального штаба и возобновивший с ним отношения во время своего пребывания в Финляндии. Юденич направил адмиралу Колчаку 19 пунктов финляндских требований, при принятии которых Маннергейм рассчитывал изменить общественное мнение и склонить правительство и страну к выступлению против большевиков. Генерал Юденич настаивал на принятии этих требований в кратчайший срок, чтобы обеспечить Маннергейму победу на президентских выборах (они должны были состояться через две недели), поскольку с его уходом терялась всякая надежда на активную помощь со стороны Финляндии. К своему посланию Колчаку генерал Юденич добавлял, что в случае неполучения своевременного ответа он возьмёт решение на себя, так как обстановка диктует ему необходимость принятия такого шага. Ходатайство генерала Юденича перед всероссийским правительством Колчака было поддержано временным правительством Северной области.
105
С. Добровольский в период Февральской революции состоял военным прокурором XI армии. После Октябрьской революции эмигрировал за границу, откуда весной 1919 г. переехал в Архангельск, являвшийся в то время резиденцией временного правительства Северной области. Здесь вплоть до эвакуации области в феврале 1920 г. стоял во главе военно-судебного ведомства Северной области в должности полевого военного прокурора.
106
Марушевский, генерал, главнокомандующий белыми войсками Северной области до вступления в эту должность генерала Миллера.
Вскоре последовал краткий ответ Колчака: «Помощь Финляндии считаю сомнительной, а требования чрезмерными». Затем пришла более подробная телеграмма министерства иностранных дел за подписью Сукина [107] . В ней сообщалось, что верховный правитель, независимо от чрезмерно тяжёлых требований, предъявленных Финляндией, обратил внимание на то, что даже принятие их ещё не гарантирует выступления Финляндии, так как послужит только почвой для подготовки общественного мнения страны к активному выступлению. При этом адмирал Колчак выражал сомнение, чтобы это можно было успеть сделать в короткий двухнедельный срок. От себя Сукин категорически запрещал генералу Юденичу лично входить в какие-либо соглашения, обращая его внимание на то, что в области международных отношений он не имеет права выходить из рамок, определённых главнокомандующему положением о полевом управлении войск в военное время.
107
Сукин, министр иностранных дел в правительстве Колчака.
Генерал Марушевский резко порицал в то время адмирала Колчака за его недальновидность. И в таких оценках он был не одинок. Барон А. Будберг [108] , входивший в окружение верховного правителя, выразил всю свою горечь и негодование по поводу этого решения, а также в отношении того, как оно было принято {367} . О подробностях дела А. Будберг узнал 17 августа 1919 г. во время отчёта Сукина на заседании правительства о деятельности своего министерства. Как явствовало из отчёта, два месяца назад генерал Маннергейм предлагал верховному правителю двинуть на Петроград стотысячную финскую армию и просил за это заявить об официальном признании независимости Финляндии. Однако Маннергейму был послан такой ответ, который отучил его впредь обращаться в ставку «с такими дерзкими и неприемлемыми для великодержавной России предложениями». По сияющему и гордому виду руководителя дипломатического ведомства и по всему тону его сообщения А. Будберг понял, что главную роль в этом «смертельно-гибельном» для белого движения ответе, о котором даже не был осведомлён совет министров, сыграл именно этот «дипломатический вундеркинд». «Смешно говорить о каких-то законах истории, — пишет в своём дневнике Будберг, — когда всю эту историю может свернуть такое жалкое ничтожество, как какой-то очень юркий и краснобайный секретарь вашингтонского посольства, как назло швырнутый судьбой в Омск, быстро пришедшийся ко двору при омском градоначальстве и феерично выбравшийся в руководители всей нашей иностранной политики» {368} . В этом контексте Будберг рисует портрет Колчака, далёкий от героизации. В его восприятии это несчастный, слепой, безвольный адмирал, жаждущий добра и подвига и изображающий куклу власти, которой распоряжается компания честолюбцев и авантюристов {369} . «Ведь если бы не кучка безграмотных советников, — размышляет Будберг, — вырвавших у адмирала то решение, коим гордо хвастался Сукин, то теперь Россия была бы свободна от большевиков, не было бы уральского погрома и над нами не висели те грозные тучи, которые временами застилают последнюю надежду на благоприятный исход» {370} .
108
А. Будберг, барон, монархист, генерал царской армии, осенью 1917 г. командовал корпусом на Северном фронте. После октябрьского
Показательно, что такие мысли приходили в голову не одному Будбергу. После неудачного осеннего похода генерала Юденича, когда его войска были вынуждены оставить уже захваченные предместья Петрограда (об этом речь позже), многие пришли к заключению, что вооружённые силы Финляндии могли бы сыграть решающую роль и, может быть, судьба всех белых фронтов была бы другой {371} . Эти упования на Финляндию, после упований на Германию и Антанту, свидетельствуют о хорошем знании положения дел внутри белого движения и основанной на этом знании слабой веры в собственные силы. С помощью финской армии можно было бы действительно занять Петроград. Вопрос в том, согласились бы финны участвовать в этой военной акции против большевистского режима, признавшего их независимость [109] . А если бы согласились, то на какой срок они заняли бы Петроград и что после их ухода делал бы Юденич, не имевший опоры среди населения? Сомнительно, что эта локальная акция, даже в случае её успеха, могла бы оказать решающее влияние на исход Гражданской войны на огромной территории России. Ведь она не снимала основной причины поражения движения, которое принято называть белым — его идеологической несостоятельности, отсутствия чёткого представления о том, за что воюют белые армии, за ту ли Русь, которая понятна и близка народу {372} . В общем, сторонникам белого движения нет оснований строго судить адмирала Колчака за его решение. Кто бы его ни окружал, он оставался рыцарем Единой, Великой и Неделимой России. Не вызывает сомнений: будь на его месте политик типа Ленина, все 19 пунктов условий Маннергейма были бы приняты.
109
Как явствует из меморандума американского капитана В.В. Петита американской миссии в Париже (4 апреля 1919 г.), советское правительство было хорошо осведомлёно о положении в Финляндии и почти не опасалось вторжения в Россию с этой стороны. По данным Петипа, финская армия, несомненно, на одну треть, а вероятно, наполовину и даже, быть может, на две трети — красная; говорят даже, что известная часть белогвардейцев настроена против интервенции. Источник: Миссия Буллита в России // Революция и Гражданская война в описаниях белогвардейцев. Гражданская война в Сибири и Северной области М., Л.: Гос. изд-во, 1927. С. 454.
VIII. 11. Эстонские коммунисты на защите своих исторических идеалов
В условиях продолжавшейся Гражданской войны эстонские коммунисты, находившиеся в подполье, усилили пропагандистскую работу среди населения. В целом же за 1918–1920 гг. компартия издала в подполье и распространила почти 500 тыс. экземпляров листовок, газет и брошюр. Среди них листовка «Мы победим!» (автор В. Кингисепп). Каждое слово в ней проникнуто страстью и оптимизмом: «Никогда не угасала мысль: мы победим! Всю жизнь, от колыбели до могилы, жили в вопиющей нищете, были подавлены грубым насилием, увядали, как цветы в угарном дыму; поникали головами, когда приходилось выносить насилие и ложь, но ни на мгновение не угасала мысль: мы победим!.. Время пришло — и мы сокрушили….Мы победим! — звучит теперь чётко и громко… Это глубокий, неисчерпаемый источник жизни, он полон победоносной силы….Глубокое сознание, что жизнь стоит того, чтобы жить, что исторические идеалы стоят того, чтобы за них бороться, укрепляет дух борцов. Смелей, чем когда-либо, звучит клич освобождённых рабов, борцов за новую жизнь: мы победим!»{373}
В июне 1919 г. Кингисепп написал статью «За селёдку Вильсона» [110] , в которой он разоблачил замыслы американских интервентов, прикрываемые разглагольствованиями о гуманизме и демократии. В этой брошюре, передающей атмосферу, трагедию и накал борьбы того времени, Кингисепп писал:
«“Америка помогает нам! Англия помогает нам! Могучие союзники помогают нам!” — так трезвонят буржуазные мошенники и мобилизуют народ на войну против красной России.
Да — они “нам” помогли. Они послали нам военные припасы, они послали нам также селёдку и хлеб. Конечно, не даром, а по “справедливой” рыночной цене! Но эстонская белая армия за это должна была воевать. Сыны трудового народа, насильно мобилизованные в белую армию, должны были проливать свою кровь, душить своими пролетарскими руками пролетарскую революцию!
110
В мае 1919 г. Эстония заключила с Американской администрацией помощи соглашение о поставках в страну снаряжения и продовольствия на сумму 16,6 млн. долл. «для поддержания порядка и ограничения дальнейшего распространения анархии».
…Вильсон меняет свои селёдки на дымящуюся человеческую кровь!
…Выплюньте эту селёдку, — обращается В. Кингисепп к эстонскому народу, — возьмите ружья, свергните буржуазное правительство Эстонии!..»{374}
В то же самое время, когда В. Кингисепп разъяснял своим соотечественникам суть политики «союзников», ни на минуту не сбавляла свои обороты пропагандистская машина буржуазного правительства Эстонии. Участие эстонской армии в международной интервенции против Советской России подавалось как война во имя самозащиты эстонского народа, его самоопределения и освобождения, во имя достижения независимости и самостоятельности. Следует признать, что не только путём насильственной мобилизации, но и с помощью пропагандистских лозунгов, заражавших коллективное сознание эстонского населения вирусами национализма и шовинизма, буржуазии удалось поставить под ружьё тысячи эстонцев, главным образом из числа крестьян и городской мелкой буржуазии. Будучи плацдармом антисоветской интервенции, Эстония была наводнена своими собственными, а также русскими, прибалтийско-немецкими воинскими частями, а также финскими, шведскими и датскими наёмниками. По официальным данным, в одной только эстонской армии числилось 74 500 солдат и свыше 32 тыс. годных к строевой службе кайтселитчиков{375}.
Учитывая сложившуюся обстановку на фронте в районе Прибалтики и исходя из общих интересов Советской России, Совет Эстляндской трудовой коммуны и ЦК эстонских секций РКП(б) приняли 5 июня 1919 г. решение о прекращении деятельности учреждений Коммуны. Состоявшаяся в августе 1919 г. в Петрограде объединённая конференция представителей Эстляндской организации Компартии и эстонских секций РКП (б), оценивая историческую роль и значение Эстляндской трудовой коммуны, отметила в своей резолюции: «Хотя Эстонская Советская Республика по вине международных палачей и исчезла с лица земли, она не умерла. Она продолжает жить в сердцах тысяч и десятков тысяч эстонских рабочих…»