Прибавление семейства
Шрифт:
А вчера вот попрошайкой обозвала. От холодной непреклонности перешла к оскорблениям, не иначе как забеременела.
Олеся улыбнулась. Хорошо бы посмотреть на малыша, все-таки не чужой будет. Говорят, на загнивающем Западе люди после развода продолжают спокойно общаться и даже дружат, ходят в гости. Вот бы ей дали понянчить маленького, она так соскучилась по детям! Внуков когда еще дождется, и расти они, скорее всего, будут вдали от нее. А этого младенца она с удовольствием помогла бы растить лицемерке и разлучнице Вике.
Вот
Немножко щемит сердце оттого, что дочка не рассорилась с подружкой, но ее тоже понять можно. Машка поступила как умный и взрослый человек, и заставлять ее хлопать дверьми и ставить ультиматумы очень глупо. Так она лишится не только мужа, но и дочери.
С трудом потянув тяжелую дверь, Олеся вошла в вестибюль суда, ежась от неловкости. Она всегда очень робела перед незнакомыми людьми и старалась сделаться как можно незаметнее. Олеся стеснялась себя с тех пор, как впервые пришла в класс хореографии, зная, что другие девочки – настоящие балерины, а она – неуклюжая дура, которую взяли по блату только для того, чтобы исправить ужасную осанку.
Ирина напрасно волновалась перед встречей с прошлым. Сердце даже не шелохнулось, когда она увидела Чернова в коридоре. Грызло чувство вины, досада за прежние ошибки, за неправильно прожитую молодость, но к Илье Максимовичу это не имело отношения.
За прошедшие годы он мало изменился, разве что виски стали совсем белыми, а вообще остался в точности таким, как Ирина его помнила. Сухопарый, горбоносый, он был все еще интересным мужчиной, несмотря на годы, но Ирина, видимо, повзрослела, и темное дьявольское обаяние больше на нее не действовало.
Спокойно выдержав пристальный взгляд Ильи Максимовича, Ирина набрала воды в банку и вернулась к себе, чтобы спокойно подкрепиться перед процессом.
Заседатель Синяев, симпатичный круглолицый дядечка, умчался в столовую, а его коллега неприкаянно бродила по коридору, прямой спиной, легким шагом и вывернутыми кнаружи носочками выдавая свое балетное прошлое.
Она вообще выглядела потерянной, будто не от мира сего, и, как ни хотелось Ирине побыть одной, пришлось пригласить Олесю Михайловну разделить с ней трапезу.
– Ой, что вы, – начала та отнекиваться, а Ирина, не тратя лишних слов, взяла ее под руку и повела к себе.
– Так неудобно, я ничего и не взяла, – бормотала Олеся Михайловна, садясь на самый краешек стула.
– Это не страшно, у меня есть пряники и бутерброды с колбасой, – Ирина заглянула на полку шкафа, где у нее вместе с чаем и сахаром хранилось несколько разномастных кружек. – Какую чашку хотите, с розочками или с корабликом?
Улыбка оживила
– С розочками, наверное, а вообще какую вам не жалко.
– Хорошо.
Не успела Ирина постелить на уголок стола салфетку, как в дверь постучали, не дожидаясь ответа, открыли, и на пороге показался Чернов.
– Не помешаю?
Ирина пожала плечами, но комиссарская привычка вламываться без доклада в любые двери не подвела Илью Максимовича и в этот раз.
– Я буквально на секундочку, – заявил он, входя.
– Илья Максимович, поскольку я рассматриваю ваше заявление, то нам с вами общаться вне зала суда не вполне этично. Заседание начнется через двадцать минут, тогда и выясним все вопросы.
– О, вы знаете мое имя? Откуда? – Чернов смотрел на Ирину холодно и испытующе. – Впрочем, мне ваше лицо тоже кажется знакомым. Нет, не вспомню…
– Я училась в университете.
– Ах да, я мог бы догадаться.
– Извините, Илья Максимович…
– Я понял. Только хотел спросить, что будет, если жена вернется?
– То есть?
– Мы признаем ее умершей, а она вернется, что тогда будет?
Ирина нахмурилась, пытаясь изобразить сочувствие:
– Илья Максимович, простите, но…
– Да знаю, знаю! Только я не верю, что ее нет в живых! – сказал Чернов деревянным голосом. – И вот я спрашиваю, что нам делать, если она найдется после того, как ее… ну вы понимаете.
– Придется доказывать, что она – это она, восстанавливать права…
– А наказание какое-нибудь предусмотрено?
– За что? – удивилась Ирина.
– За такое долгое отсутствие.
– Ну это смотря чем человек занимался. Теоретически можно предьявить нарушение паспортного режима, но на практике не думаю, что кто-то всерьез этим озаботится.
– То есть жене ничего не грозит? Просто не хотелось бы ей повредить…
Ирина подошла к двери:
– Илья Максимович, я и так нарушаю правила, разговаривая с вами. Обещаю, что рассмотрю ваше дело самым внимательным образом, и вынесу решение, только если у меня и моих коллег возникнет внутреннее убеждение, что…
Тут Ирина осеклась, не зная, как деликатно сформулировать «что ваша жена мертва».
– Спасибо, – кивнул Чернов.
– А больше мне пока нечего вам сказать.
Тут Илья Максимович наконец-то понял намек и удалился.
В банке весело булькала вода, Ирина выдернула кипятильник из розетки и взялась за полотенце.
– Давайте я, – Олеся Михайловна аккуратно взяла банку и, отогнав Ирину от стола, разлила кипяток по чашкам. – В вашем положении надо быть очень осторожной.
Ирина подвинула ей тарелочку с бутербродами:
– Угощайтесь, пожалуйста.
– Спасибо, – прошептала Олеся, но так и сидела, сложив руки в замок, пока не сообразила, что Ирина первая есть не начинает. Тогда она взяла самый черствый пряник и откусила от него маленькую крошечку.