Причастие мёртвых
Шрифт:
— Слушай, Заноза, — тема вампиров, демонов и магии оказалась привязчивой, — ладно, вампиров не бывает, значит, тебя нет. Ход мыслей понятен. Но ты сказал, что демонов не бывает. Значит, и меня нет. Та же логика.
— Не та. Ты же есть.
Мартин моргнул.
Заноза взял с комода последнюю бутылку. Пожал плечами:
— Знаешь, Мартин, возможно, я тебя удивлю, но вселенная нелогична. Ты зачем пришел-то? Я рад, и все такое, завтрак, опять же… в хорошем смысле, — уточнил он, для убедительности показав демону бутылку с кровью, — но вряд ли ты просто в гости.
Пару секунд
— Я договорился с Калиммой, — сказал Мартин. — Она нас ждет сегодня вечером. Можно прямо сейчас пойти, я сказал, что мы придем после заката.
— Это ты о княгине? О правительнице Тарвуда? В таких случаях положено говорить: «испросил аудиенции».
— Ничего я не испрашивал, просто сказал, что тебе паспорт нужен. Иначе мы с тобой договор заключить не имеем права, а мы уже заключили.
— Об этом тоже сказал?
— Нет, — Мартин махнул рукой, — и ты не говори. Им нормальная девушка, но слишком любит, чтоб все было по правилам. Идем?
— Если бы я правил островом с двадцатью тысячами населения, я бы тоже любил, чтобы все было по правилам, — Заноза надел плащ и очки, зашнуровал ботинки. Подумал, и забрал со стола телефон.
Просто привычка. Просто правило. Одно из немногих, обязательных к исполнению.
До ворот замка тут было рукой подать — перейти через площадь, пройти по мосту надо рвом, и вот они. По дну рва неслась вода, отведенная из Тизы, реки, берущей начало на севере, на вершине Пика Генри. Тиза и сама-то была речкой со скверным характером и бурным нравом, а благодаря фортификационно-инженерным играм с перепадом высоты и шириной русла, скорость течения в отводе стала еще выше. Вода, бурля, неслась вдоль стены, рычала, кидалась на камни набережной. Здесь всегда стоял неумолчный шум, но вряд ли это кому-то мешало. Не мешает же людям прибой или отзвуки водопадов.
Переправляться через ров — удовольствие сомнительное. От серьезного штурма он не защитит, но без осадных машин или артиллерии придется повозиться. А для толпы каких-нибудь повстанцев с арбалетами, вилами и дрекольем, ров, скорее всего, непреодолим. Поднятый мост закроет красивые, кружевные ворота, из привратных башен простреливается и Рейлинплац, и рыночная площадь, и оба Ларенхейда — насквозь. Зря ли улицы такие прямые? Словом, неблагодарное дело штурмовать замок со стороны этих ворот. А других нет. Только отвесные стены, гладкие, словно отполированные, и без единого стыка между камнями.
Какая-то хитрость. Нет, не магия, просто хитрость.
Про магию думать не хотелось.
Сейчас мост был опущен, в воротах открыта калитка. Охранявшие ее гвардейцы с пиками и арбалетами, не задали ни одного вопроса. Молча пропустили во двор.
Заноза не был уверен, что охранники, действительно, гвардейцы. Исходил из предположения, что резиденции правителей всегда охраняет гвардия. У входов в башни по обе
— Цветы Калимма лично выращивает, — Мартин отвлек от размышлений, — вон те розы она даже сама вывела. Ты же англичанин, — объяснил он, в ответ на вопросительный взгляд поверх очков, — все англичане интересуются садоводством.
— Ты домашнюю работу, что ли, делал? Как установить контакт с английским упырем? Мне положить на садоводство, но насчет крови с вечера пораньше, это была хорошая мысль.
— Кто ходит в гости по утрам… — непонятно пробормотал Мартин. — Не делал я никакой работы, мне Лэа сказала, что все англичане любят цветы.
Распространенное мнение. Занозе иногда казалось, что это одно из немногих, если не единственное, обобщение, имеющее право на жизнь. Но ему и правда не было дела до цветочков… Ладно, это он уже четырнадцать лет приводил в порядок парк на территории Февральской Луны, но, во-первых, Мартин об этом не знал. А, во-вторых, Заноза это делал только потому, что больше некому, а видеть за окнами дикий пустырь было выше его сил. Парк должен выглядеть диким, а не быть таким. И лет через пятьдесят парк Февральской Луны начнет превращаться во что-нибудь, радующее взгляд.
Сейчас за всем присматривает Франсуа и вот онсадоводством интересуется. А Занозе куда интереснее, какие из выведенных Франсуа растений едят людей, а какие обходятся забредающими в парк койотами.
Во дворе замка, однако, хватало интересных цветов, никогда не виданных на Земле. А за столетие, между прочим, до черта где пришлось побывать, и попадались иногда такие цветочки, по сравнению с которыми людоеды за добрую сказку покажутся. Задуманный как каменный колодец, место последней битвы за замок, двор превратился в крошечный сад. И еще, что приятно, хватало поясняющих табличек. Пока шли от ворот к широко распахнутым двустворчатым дверям главного здания, Заноза успел осмотреться, запомнил названия незнакомых растений, обнаружил немало знакомых, и убедился, что лилово-синие длинные цветы-колокольчики, покачивающиеся на ветвях дерева ливкот, действительно звенят. Это не обман слуха.
Нет, на цветы пофиг. Действительно, пофиг. Просто новые картинки требовали названий, чтобы нормально улечься в памяти. Картинки без названий больно били углами, выпирали, выкатывались под ноги в самый неподходящий момент. Чертовски мешали. Поэтому для нового и непонятного годились даже такие мерзкие слова, как «магия». Ярлык на первое время. Необходимый, чтобы повернуть непонятное под приемлемым углом, запихнуть в шкаф и захлопнуть дверцы, пока снова не вывалилось.
Квадратный холл замка был наполнен рассеянным, мягким светом. Свет не резал глаза, и его хватало, чтобы в деталях разглядеть узоры резьбы на обшитых ароматным деревом стенах; полюбоваться развешанными тут и там неплохими пейзажами; искусно выкованными основаниями высоких ламп, изображающими неведомых и гибких тварей, и, вообще, оценить размеры и гармонию помещения. А еще атмосферу сдержанного и жестокого безумия.