Причина моей смерти
Шрифт:
– Испугался?
– Еще чего.
– Не обманывай, трусишка, - она тихонько засмеялась, - Трусишка. Не догонишь.
Карен прекрасно плавала. К тому моменту, как я вышел из воды, она уже растянулась на песке, закинув за голову руки.
– Какая красота. Всегда мечтала побывать в Европе.
Я молчал, как последний болван. Что мне было делать с этой информацией? Мне хотелось ее трахнуть, а не слушать откровения. Она положила мою ладонь себе на живот, повернула голову, обожгла губы поцелуем.
– Как же я тебя хочу, - простонал я в ее приоткрытый рот.
– И я тебя.
Я целовал ее влажную,
– Нет.
– Что на этот раз? – я был готов разреветься. Кровь пульсировала в висках, я силился взять себя в руки.
– Я не могу потерять эту работу. Не могу. Прости. Я не буду твоей, пока ты женат на паучихе.
Я просто не мог ее отпустить, навалился всем телом, удерживая рукой ее руки, второй я пытался сорвать с Карен трусики. Это было нелегко. Она извивалась, пытаясь меня сбросить. Наконец, извернулась и ударила коленом в пах. От боли помутнело в глазах, я хватал ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. От бессилия, злобы и неутоленного желания я до одури колотил кулаками песок. Как будто это могло помочь. На мои мучения иронично смотрела полная луна.
– Сэмми, я тебя везде ищу, - у входа меня встретила зареванная Сьюзен. – У отца удар. Я уже заказала билеты на самолет.
С одной стороны я радовался, как ребенок, получивший подарок от Санта Клауса. Радовался и надеялся, что старый хрыч отправится прямо в ад, где ему и место. С другой, отпуск был окончен. Я был уверен, что еще немного времени, и я бы сломил сопротивление Карен. Ведь она меня хотела так же сильно, как я ее. От расстройства я до одури накачался виски.
– Папа совсем плох, - Сьюзен размазывала по впалым щекам слезы. – Он даже не приходит в сознание.
Я неуклюже пытался утешить жену, не испытывая ни капли сочувствия ни к ней, ни к старому сукиному сыну. Все мои мысли были обращены к Карен. Она тенью скользила по погруженному в траур дому, холодная, неприступная и недоступная. Затянутая в юбку-карандаш и белую блузу, застегнутую по самое горло, в очках, она еще сильнее распаляла мое желание. После возвращения мы ни разу не оставались наедине. Я терзался. Сьюзен, эта грымза, ни на секунду не отпускала меня от себя. Я либо часами просиживал с ней в больнице, либо слушал бесконечные рыдания дома. Как-то я попытался заняться с ней сексом. Уж лучше секс, чем эти бесконечные потоки слез. Мне казалось, что меня хоронят живьем.
– Как ты можешь? Когда папа… - она не договорила, ее изможденное лицо искривила гримаса боли.
– О, Боже, - я вышел на балкон с бутылкой виски и стаканом, хоть немного проветрить мозги и успокоить натянутые нервы. Сел за плетеный стол, налил первую порцию, вытянул ноги. С побережья раздавалась зажигательная мелодия, слышались обрывки фраз, женский смех. Темное полотно неба расцвечивалось прожекторами. Я тяжело вздохнул. Что я здесь делаю? В этом темном, окутанном печалью доме? Виски не развеселило, наоборот, погрузило в еще большее уныние. Мне было себя жаль, жаль до слез. Хотелось зареветь, как в детстве, шумно, в голос, прижаться к маминой юбке. Нет, лучше к голому бедру Карен.
– Карен, Карен, где ты сейчас? – я тяжело вздохнул, подлил виски в стакан.
На потолке, в тусклом свете
Мистер Бергер скончался через неделю. На пышные похороны собрался весь цвет Майами. Еще более похудевшая Сьюзен в черных очках на пол-лица и траурных одеждах походила на большую старую ворону, хотя ей еще не было и сорока. Я поддерживал ее за острый локоть, повторяя, как попугай:
– Спасибо, что пришли. Это честь для нас. Мы вам весьма признательны.
Сьюзен была единственной наследницей империи отца. Теперь Карен была занята по горло. Они просиживали в кабинете чуть не весь день. Я слонялся по дому, от нечего делать повесил в саду грушу, и остервенело ее лупил, представляя лицо Сьюзен. Мыслимо ли иметь столько денег и сидеть в этой паутине? Деньги нужно тратить. Рвануть бы опять в Канны, или, на худой конец, в Сан-Диего. Да хоть куда-нибудь. Но говорить об этом жене – бесполезно, пока она носит траур. Уж я бы нашел, как распорядиться денежками мистера Бергера, чтоб ему в могиле перевернуться. Я бы купил Карен шикарное кольцо. Нет, два, да хоть дюжину. Свозил бы ее в Монте-Карло. Я представил ее в вечернем платье, широкополой шляпе, с ослепительным колье, мерцающем на нежной шейке. Вот ради чего стоит жить.
От размышлений меня отвлекла Сьюзен, ее голос заставил меня вздрогнуть:
– Бедняжка, тебе, наверное, скучно? Ничего, завтра я позвоню мистеру Кармонису и ты снова выйдешь на работу.
Я содрогнулся. Даже не знаю, кто пугал меня больше – мистер Бергер, чтоб ему гореть в аду или мистер Кармонис – его управляющий, он выдавал мне список должников, которым следует нанести визит.
Карен я видел все реже, паучиха не оставляла ее ни на минуту. Помощница коротко кивала, обдавая холодом. Как будто не было страстных объятий и признаний на пляже в Каннах.
– Привет, крошка, - я все-таки улучил момент и прижал Карен к стене в одной из оконных ниш.
– Пусти, - прошипела она. – Еще не хватало, чтобы нас застукали.
– Что это у тебя? – в разрезе блузы блеснул кулон. Я рванул ворот ее блузки. На тонкой цепочке красовался большой голубой топаз в форме сердца, обрамленный бриллиантами. Изящная вещица. Меня кольнула ревность. Значит, пока я страдаю и мучаюсь, эта сучка завела себе любовника.
– Твоя жена подарила.
– Жена? Эта скупердяйка? Да она даже чаевых не оставляет, - я расхохотался, смех вышел невеселым.
– Можешь не верить, дело твое, - она поправила воротник, толкнула меня в грудь и с высоко поднятой головой прошествовала мимо. Я с тоской смотрел ей вслед.
– Карен, Карен, если бы ты знала… если бы ты только знала.
_________________________________________________________________________
– Я хочу объехать предприятия, которые оставил мне отец, - заявила Сьюзен, лежа в постели. Каждый вечер она просматривала какие-то бухгалтерские книги. В очках на кончике крючковатого носа она походила на волка из «Красной шапочки». Так и подмывало спросить: «Зачем тебе такой большой нос? Зачем тебе такие большие зубы? Зачем тебе столько денег?» Вместо этого я широко зевнул: