Причуды лета
Шрифт:
— Убирайтесь вы с идиотствами своими,— сказал аббат, приподымаясь на цыпочки.— Убирайтесь, говорю вам, лекарь полоумный.
— Знаете что, Антонин? — промолвил майор.— Я вижу: в руках у барышни — две чашки и она собирает деньги. Когда она подойдет к нам, попросим, чтоб сняла свой футляр.
— Ура,— ответил Антонин.— Аббат, приготовьте мелочь!
Девушка, которую звали просто Анна, шла вдоль улицы, образованной зрителями, принимая монеты, сыпавшиеся не слишком густо и звоном своим говорившие о том, что они отнюдь не червонцы и что времена тугие. Дойдя до дерева, на которое взобрались
— Ах, это которой девичья фамилия — Незвалкова, и отец ее, великий греховодник, был мастер на все руки, стихи красивые сочинял.
Девушка, сохраняя очаровательные манеры, не оправдываемые моментом, так как ей не досталось и медного гроша, направилась к Антонину, самому приветливому на вид и, конечно, щедрому.
— Эти деревья,— сказал он, кланяясь,— обыкновенные дички и не приносят плодов. К счастью, мы можем поправить невозделанную природу. Вы приготовили свой талер, господа?
Аббат или майор, конечно, тихонько сунули бы деньги Антонину, чтоб тот мог на глазах у всех опустить их Анне в ладонь. Но здоровая натура маэстро не знала растерянности. Не давая ничего, он постучал пальцем по жестяной чашке, улыбаясь тому затруднительному положению, о котором лучше помолчать, чем говорить.
Анна поблагодарила вежливо и весьма разумно всех троих и, прежде чем майор попросил ее снять маску, сделала это сама. Посмотрела отнюдь не без удовольствия и соответствующего обстоятельствам смущения поочередно на всех троих и промолвила:
— Цвет этой маски, как вы видите, красный. Я выбрала ее случайно, но сохраню, так как она, кажется, не вызывает у вас недовольства.
— Как раз я сетовал на такое убранство лица,— ответил Антонин.— Существует немало возражений медицинского характера, и некоторые авторы приводят их в убедительном изобилии, но хватит ли у меня времени для того, чтобы их перечислить?
Тут Антонин наклонился к Анне и принялся что-то горячо и убедительно шептать ей на ухо.
Говорить шепотом — это непристойность, порицаемая всеми правилами хорошего тона. Она подвергалась заслуженному осуждению во всех катехизисах, и с тех пор никому не дозволяется шептать где бы то ни было, кроме как в костеле и в общественных местах.
Допустив подобное нарушение приличий, Антонин был вынужден обойти это обстоятельство молчанием, положив в будущем остерегаться таких вещей. Но ему было суждено споткнуться дважды.
— Довольно,— промолвил майор, крепко ударив маэстро по плечу.— Я вижу, мадемуазель спешит и не может ответить.
— В самом деле,— подтвердила Анна,— времени мало. Надо торопиться.
При этом она вздохнула и, коснувшись Антонинова локтя, направилась с чашками к группе молодых людей, которые встретили ее так же учтиво и любезно.
Несколько старых господ, стоявших поодаль и толковавших о неустойчивости погоды, прервали беседу и медленно, решительно двинулись к месту представления.
Вокруг женщин, явившихся с обнаженными выше локтя руками, все теснее сжималось кольцо друзей, так как тьма стала гуще. Начались всякие разговоры, каждый старался занять место поближе, и маленькая толпа народа колыхалась из стороны в сторону.
Между тем Анна вернулась к фургону, Арноштек
— Не торопитесь, сударь. Поспешишь — людей насмешишь,— крикнул какой-то маловер, но на него закричали, чтоб замолчал: дескать, фокусник свое дело знает.
Тут опять заиграла шарманка, а когда аббат с майором не без сожаления увидели, что ручку ее крутит Анна, Арноштек встал и, схватив шест (который надо держать в растопыренных руках), сердито пробежал по канату во всю его длину.
— Что тут удивительного? — заметил Антонин.— Хотите пари, аббат, что я проделаю это не хуже без предварительных упражнений и подготовки?
Каноник Рох отрицательно покачал головой, не обнаруживая ни малейшего интереса ни к представлению, ни к разговору. Он стоял, запрокинув голову, с ясным взором, так как созерцал некоторые созвездия и неподвижные звезды, знакомые ему по именам и уже привычные.
— То, что вы видите на конце моего пальца, это — Сириус,— сказал он.
— Может быть,— ответил майор.— Но Арноштек, того и гляди, упадет. Видите? Ему приходится встать на одно колено, чтобы спустить другую ногу и поболтать ею. Этот номер следует признать эффектным, но он доступен только людям с гибким позвоночником и крепкими мускулами бедер.
Однако фокусник поднялся, даже не пошатнувшись. Потом, пройдясь несколько раз взад и вперед, достал из заранее приготовленной коробки треуголку и, вернувшись на середину своей узкой стежки, сильно раскачал канат.
— Вы видите? — промолвил аббат, взглянув на фокусника.— Ну разве не сумасшедший? Разве не напоминает он черта, скачущего на собственном хвосте?
Не успел он это произнести, как Арноштек, продолжая раскачиваться, принялся чародействовать красивыми огненными цветами, собирая их в букет огней. И все это вылетало из его треуголки на удивление собравшимся, которые шумели, галдели и визжали, аплодировали и смотрели, в испуге затаив дыхание.
— Хотя я встал очень рано,— промолвил какой-то старый господин,— но не уйду до конца, потому что — гром и молния! — коли фокусник наш не сорвется, так он знается с нечистой силой. Либо у этого малого зарубки на подошвах, а канат сплетен из веревок повешенных, либо он оттуда спелым яблочком упадет.
Арноштек чаровал изо всех сил, все время раскачиваясь вверх и вниз. Несмотря на то, что он устал и с висков его катились капли пота величиной в большой палец, он успевал глядеть по сторонам и заметил майора, священника и Антонина. Друзья стояли, облокотившись на борт фонтана, куда из округлого рта чудовищной рыбы бьет струя воды, чтоб зазвенеть в посуде и принять участие в болтовне служанок и размышлениях каноника Роха, который был сейчас в мечтах.