Причуды любви
Шрифт:
По дороге в отель супруги обменялись лишь несколькими фразами.
— Завтра вечером мы можем пообедать в ресторане, — сказал Тристрам, — а сегодня вы, вероятно, устали и предпочли бы пораньше лечь?
— Благодарю вас, — ответила Зара, — я так и сделаю.
Ей хотелось поскорее написать Мирко и сообщить ему свой новый адрес.
В половине восьмого она оделась и вышла в гостиную, где ее уже ожидал Тристрам. Если бы отношения их были не натянутыми, они, вероятно, сами расхохотались бы над тем, как, разодевшись, молча сидели друг против друга, обмениваясь незначительными фразами, когда в комнату входили лакеи. Зара, однако, заметила, что муж даже не смотрит в ее сторону и, по-видимому, совершенно
— Нам придется жить здесь целую неделю, — произнес он, когда подали кофе и они остались одни. — Положение обязывает, как вы, конечно, понимаете. Я попытаюсь, насколько возможно, облегчить вам это время. Не скажете ли вы мне, какие театры хотели бы посетить, тогда мы с вами по вечерам ходили бы в театр, а днем вы, может быть, станете делать покупки? Что касается меня, то я Париж знаю хорошо и сумею развлечь себя.
Зара не почувствовала восторженной благодарности за это предложение, но тоже спокойно обронила: «Благодарю вас». Тогда Тристрам позвонил и попросил дать им репертуар театров. Спокойно и сухо он выбрал вместе с ней спектакли на каждый вечер и, закурив сигару, направился к двери.
— Покойной ночи, миледи, — холодно сказал он и вышел из комнаты.
А Зара продолжала сидеть у стола, бессознательно обрывая лепестки ни в чем неповинной розы; когда же она заметила, что делает, то пришла в ужас.
На следующий день Зара вышла в гостиную только к пяти часам дня, потому что утром горничная сказала ей, что милорд уехал на скачки и оставил для миледи записку. Зара вскрыла ее с неожиданным для нее волнением и прочла:
«Сегодня я не стану надоедать вам, так как еду со старыми знакомыми на скачки. Я сказал им, что вы хотите отдохнуть после путешествия, поскольку нужно же было что-то сказать. К половине восьмого я заказал для нас обед в „Кафе де Пари“, а оттуда мы поедем прямо в театр. Если вы захотите как-нибудь изменить эту программу, то поставьте в известность Хиггинса».
Записка даже не была подписана. Таким образом, Заре, по-видимому, можно было больше не опасаться своего мужа — она могла вздохнуть спокойно. Ей предстоял целый день полнейшего отдыха. Но когда она, позавтракав в одиночестве, написала письма дяде и Мирко, то поймала себя на том, что бесцельно стоит у окна и барабанит пальцами по оконному стеклу, не зная, что делать дальше.
Друзей, с которыми хотелось бы повидаться, у нее в Париже не было, так как когда она жила здесь раньше со своей семьей, то вела очень уединенную жизнь. Но погода стояла хорошая, и следовало бы выйти, только куда — она не могла решить. Может быть, пойти в Лувр?
Зара села на диван против ярко горящего камина и незаметно для себя уснула. Она спала крепко, не просыпаясь, до самого вечера, и еще не проснулась, когда вошел Тристрам.
Вначале он не заметил ее — в комнате было темно, огонь в камине почти совсем погас. Тристрам повернул выключатель, и когда электрические лампочки вспыхнули, Зара вскочила и стала протирать глаза. Одна из ее толстых кос спустилась ей на плечо, и вся она была похожа на проснувшееся и еще розовое от сна дитя.
— Я не заметил вас! — воскликнул Тристрам и, чтобы не видеть, как она прелестна, отвернулся и стал энергично мешать в камине. Однако тут же, не надеясь на свою выдержку, позвонил и приказал подать чай, а сам пошел в свою комнату, чтобы снять пальто. В гостиную он вернулся, когда принесли чай.
Сперва оба супруга сидели молча. Во время отсутствия Тристрама Зара поправила прическу, так что туалет ее был в полном порядке, и она уже окончательно проснулась.
— У меня сегодня очень неудачный день, — сказал Тристрам, чтобы хоть что-нибудь сказать. — Я ни разу не выиграл, на какую
— А я никогда ими не интересовалась, — отозвалась Зара. — Мне кажется, скачки могут быть интересны только тогда, когда хочешь испытать лошадь, которую сам растил, или если сам скачешь и стремишься опередить соперника. Скакать же из-за денег, предварительно хорошо напрактиковавшись в езде, или наблюдать за этим кажется мне совершенно неспортивным, и я никогда не могла понять, как можно интересоваться скачками.
— А что-нибудь другое в области спорта вас интересует? — осмелился спросить Тристрам и тотчас же пожалел, что проявил излишний интерес.
— Да, — медленно ответила Зара, — но только очень немногое. Окружавшие меня люди всегда слишком интересовались спортом и играли, поэтому сама я не могла пристраститься к этим развлечениям… — и Зара вдруг умолкла, так как не предполагала, что ее жизнь могла интересовать Тристрама. Его же, наоборот, чрезвычайно интересовало все, что касалось ее, и ему очень хотелось выразить ей это. Он хотел сказать также, что настоящее положение вещей нелепо и что он жаждет сблизиться с ней и узнать ее сокровенные мысли. И если бы он высказал это, то, может быть, лед между ними был бы сломан и к концу недели они уже оказались бы в объятиях друг друга. Но судьба распорядилась иначе, а инцидент, происшедший в тот же вечер за обедом, вызвал новую бурю.
Зара была необыкновенно хороша в своих новых нарядах, и неудивительно, что мужчины не могли обойти ее своим вниманием и бросали на нее красноречивые взгляды, когда она с мужем явилась обедать в «Кафе де Пари». Несмотря на еще довольно раннее время, за соседним столом оказалась большая мужская компания, и Заре пришлось сидеть чуть ли не рядом с одним из ее членов, в котором она сразу узнала одного из знакомых своего покойного мужа, некоего графа. Все, кто знает «Кафе де Пари» и помнит, что столики там стоят в ряд перед общими длинными бархатными сиденьями, так что сидящие составляют как бы одну большую группу, поймут, что произошло. Собственно говоря, и лорд Танкред, отлично знавший Париж, мог бы предвидеть все, что случилось, но почему-то не подумал об этом, может быть, потому, что раньше ему не приходилось бывать здесь с любимой женщиной.
Сосед Зары, огромный, свирепого вида южанин, был, вероятно, слегка навеселе. Зара немного понимала язык, на котором он говорил со своими товарищами, но они, уверенные, что этот англичанин и его прекрасная дама не понимают их, нисколько не стеснялись в своих замечаниях.
Сосед Зары бросал на нее пламенные взгляды, когда думал, что Тристрам не смотрит в их сторону, а затем стал шептать ей дерзкие любовные речи, делая при этом вид, что занят своей едой. Зара видела, что он узнал ее, а Тристрам только удивлялся, почему у его дамы так гневно раздуваются ноздри и так сверкают глаза.
А она вспоминала подобные сцены при жизни ее покойного мужа, вспоминала, в какую ярость он приходил от ревности с самого начала, когда начал выезжать с ней, как однажды тащил ее за волосы по лестнице и, втащив в комнату, швырнул на постель. По его мнению, она была виновата в том, что на нее смотрели мужчины. И при одном воспоминании об этом Зару охватил ужас.
Тристраму же становилось все больше не по себе. Не зная о причине своего беспокойства, он чувствовал только, что происходит что-то неладное, и в сердце его начинало закрадываться чувство ревности. Зара, поневоле выслушивая речи соседа и боясь, что произойдет скандал, сидела с гордым и презрительным выражением на лице, не говоря ни слова. Тристрам не понимал, в чем дело, и начинал злиться. Что такое он опять сказал или сделал, что она снова держится так высокомерно. Нет, определенно он больше не в состоянии выносить это!