Приданое лохматой обезьяны
Шрифт:
– Да, – кивнула Антонина, не уловившая связи между своей мечтой и чужими семейными проблемами.
– Двушка подойдет? – деловито осведомилась Надя. – Правда, в блочке, не кирпич.
– И мечтать не смею, – чуть не заплакала Тоня.
– Любая мечта может стать явью, – расфилософствовалась Савельева, – поможете моей подруге и получите хоромы.
– Правда? – ахнула Кириллова. Но насторожилась: – А что надо сделать?
Надя щелкнула пальцами.
– Пустячок. Дочь любовницы ходит в ваш садик. Проститутка не в курсе, кто я, вижу ее здесь часто. Таким только на трассе
– Есть такая, – согласилась Антонина, – мать девочки аккуратно плату вносит.
– Ей лучше не быть, – объявила Надя.
– Не быть? – не поняла Кириллова. – Где?
– Нигде, – пожала плечами Савельева.
– Хотите, чтобы девочку выгнали из сада? – догадалась Антонина Михайловна.
Надя зашептала:
– Нет. Эльвире надлежит вообще исчезнуть. У вас дети спят при открытых окнах, воспитательница во время тихого часа обедает, а потом сама дремлет.
– Вообще-то это не положено, с ребятками непременно должен находиться взрослый, – вспомнила служебную инструкцию Кириллова.
Надя усмехнулась.
– Но вы же отлично знаете: взрослых в группе два часа нет. Я их не осуждаю, наоборот, им от души сочувствую. Ну как они выдерживают капризы чужих детей? Так вот, никого не удивит, если двухлетняя девочка подойдет к окну и выпадет из него.
– Но ведь ребенок разобьется насмерть, – еле-еле выдавила бухгалтер. – Сами знаете, садик расположен в отдельном здании, типовой проект шестидесятых годов. Справа три этажа, переход и слева еще один корпус. Уменьшенный самолет. Группа Разбаевой находится под крышей. Девочка свалится на асфальт и погибнет.
– Вот и отлично, – кивнула Надя. – Нет спиногрызки, нет проблем у моей подруги. Любовник шалаву тут же бросит.
– Нет, я не могу, – отказалась Тоня.
Надя достала из сумки лист бумаги.
– Смотрите, вот план двушки. Большая комната вам, меньшая Никите. Можно чуть отрезать от коридора и увеличить спальню мальчика. Нравится?
Антонина заплакала, а Савельева добавила:
– В понедельник с Эльвирой происходит несчастный случай, во вторник вы получаете квартиру. Она пустая, с ремонтом, сантехника отечественная, но новая. Обживетесь и переделаете гнездо, но и сейчас в нем жить можно.
Кириллова, всхлипнув, засомневалась:
– Люди будут задавать вопросы. Что я отвечу? Откуда жилплощадь?
Надя сложила план.
– Вы не обязаны никому ничего объяснять. К тому же легко можете перевести стрелки на отца Никиты. Мол, у него проснулась совесть, он решил помочь матери своего сына.
– А документы, – пролепетала Антонина. – Бумаги, ордер…
Надя похлопала ее по плечу.
– Я владею риелторской конторой, все оформлю в лучшем виде. Решайтесь. Мне нужен конкретный ответ – или вы помогаете нам, или нет. Поверьте, это единственный шанс выехать из коммуналки. С течением времени ситуация на рынке жилья только ухудшится.
– Да! – выпалила Антонина. – Да, да, да!
– Шикарно! – обрадовалась Савельева. И сразу перешла с ней на «ты»: – Молодец! Матери ради счастья детей и не на такое способны. Теперь слушай, как
В понедельник Антонина Михайловна дождалась, пока воспитательница Валентина Никитична уляжется на диване в комнате отдыха персонала, надела серо-голубой халат (его обязаны были носить все, кто имеет дело с малышами), водрузила на голову шапочку, которая также являлась необходимым атрибутом, и очень тихо вошла в спальню. В детском саду действовала программа закаливания в любое время года: невзирая на погоду, тихий час дети проводили под одеялами с открытым в комнате окном.
Эльвира лежала в кроватке, но спать не собиралась, хотя и вставать боялась – воспитательница Валентина Никитична славилась крутым нравом. При родителях баба сюсюкала с воспитанниками, но стоило мамочкам скрыться за дверью, как милую улыбку на ее лице сменяла гримаса злости.
– Хочешь посмотреть, как на улице идет дождь? – спросила Антонина Михайловна у девочки.
Малышке исполнилось два года, она отлично понимала речь взрослых, но сама говорила плохо, часто коверкая слова. Предложение полюбоваться на дождь ей понравилось, Эля откинула одеяльце, сунула ноги в тапки и поспешила к открытому окошку. Напомню, дело происходило в начале девяностых, стеклопакеты тогда были очень дорогим удовольствием, районный садик не мог их себе позволить.
– Возьми стульчик, иначе не достанешь до подоконника, – велела Антонина. – И прихвати свою куклу, ей тоже охота поглядеть.
Кириллова старательно соблюдала указания Нади, которая строго-настрого велела: «Ничего не трогай, девочка должна сама подтащить стул и вскарабкаться на подоконник».
Когда Эля легла животом на подоконник, Тоня шепнула:
– Бросай лялю!
Малышка засмеялась и швырнула игрушку в окно.
– Ой-ой-ой, – запричитала Кириллова, – надо ее достать, а то Валентина Никитична рассердится!
Девчушка испугалась, перевесилась через крашеный подоконник, глядя вниз, а Антонина подначила:
– Ну, чуть пониже и дотянешься!
Спустя секунду в воздухе мелькнули босые ножки, тапочки Эльвиры остались в комнате. Одна на полу, другая валялась на стульчике. У Антонины Михайловны не хватило духа выглянуть в окно. Она на цыпочках понеслась в свой кабинет, по дороге вернула халат и шапочку в шкаф и стала ждать, когда в детском саду поднимут тревогу.
Глава 15
Происшествие признали несчастным случаем. Валентину Никитичну за халатность и нарушение служебной инструкции отдали под суд и отправили на немалый срок на зону. Директор Клара Егоровна заработала инфаркт и умерла в больнице. Эльвиру похоронили, а Кириллова получила свою квартиру. Месяца через три Антонина Михайловна перевелась в другой садик. Мотивировала свое желание просто: сменила место жительства и решила найти службу поближе к новому дому.
Никаких претензий к бухгалтеру со стороны следствия не было. На вопрос дознавателя, что она может сообщить по факту произошедшего, Антонина Михайловна ответила: