Приди, сладкая смерть
Шрифт:
И мне кажется, в школе полиции не без оснований придают такое значение игре в кости. Потому что стаканчик пускают по кругу и следующий должен получить в двух бросках число больше, чем у предыдущего игрока. Если перед тобой кто-то выкинул 4 и 2 и он называет «42», то ты должен назвать минимум 43. А если ты выбросил минимум 43, то все в порядке, ты передаешь стаканчик следующему, и он должен выкинуть еще больше, и так далее по кругу.
Ну вот, искусство начинается тогда, когда ты выкидываешь меньше, чем твой предшественник. Ты осторожно заглядываешь под свой стаканчик, а потом просто
Вот поэтому я и говорю, что в школе полиции не напрасно придавали такое значение игре в кости.
Потому как, конечно, роскошная параллель с жизнью: всегда ведь хочется иметь все больше и больше, ты блефуешь и все такое, а в конце кто-нибудь возьмет да поднимет твой стаканчик, и гуд-бай.
Можешь хоть десять лет психологию в полиции изучать, а все равно столько про жизнь не выучишь, сколько за десять ночей игры в кости.
Бреннер потряс стаканчик, поставил его на стол, посмотрел в него и сказал:
— Двадцать два.
Понятное дело: двойные числа в очередной раз перевесили смешанные, у таких было даже название специальное, ну, то есть двойка-пас.
— Давненько мне хотелось сыграть в кости с боевым отрядом Молодого, — сказал шеф спасателей, когда «Ватцек-бетон» забрал у Бреннера стаканчик.
— С тех пор как меня побили ваши люди, я этим ухом не слышу, — ответил Бреннер, хотя ему в этот момент едва не стало плохо, потому что сломанное ребро очень сильно кололо его в легкое.
— Тогда ты ему скажи, — велел шеф спасателей Ватцеку.
Но тот даже бровью не повел. Он продолжал встряхивать стаканчик, как бразильскую трещотку. В самом деле, в его громадных лапах стаканчик выглядел скорее как детская игрушка в руках гигантского младенца, а не как стакан для игры в кости.
— Если бы я мог тогда знать, что вы как ни в чем не бывало продолжите везде совать свой нос, то вы бы сейчас и на другое ухо не слышали, — сказал спасатель. — И видеть уже ничего не могли. И нюхать тоже. И вкуса бы никакого не чувствовали.
— Но все-таки что-то бы чувствовал? — осведомился Бреннер.
— Боюсь, сегодня у тебя пройдет охота смеяться.
— На что вы хотите сыграть? — Бреннер предпочел остаться на «вы». На сегодняшний день многие слишком легко переходят на «ты», а это не так уж хорошо, ведь начнешь кому-нибудь «тыкать», а он потом окажется твоим начальником или убийцей, потому что именно эти категории людей склонны к панибратству.
— Кого первым застрелим. — Тонкие губы спасателя усмехнулись. — Тебя или дружка твоего.
У Бреннера внутренне вырвался вздох облегчения. Правда, худшее, что ты можешь сделать при сломанном ребре, — это вздох. Но лучше уж боль в ребрах, чем смертная боль, тут хотя бы не приходилось долго мучиться выбором.
Нет, не подумай, что он облегченно вздохнул оттого, что они застрелят Малыша Берти раньше, чем его. Нет, он вздохнул, потому как есть такая поговорка: брешущая
— Четверки-пас — прогремел Ватцек и передвинул стаканчик спасателю. Потому как Берти по-прежнему демонстрировал дурные манеры и руки у него были не на столе.
Четверки-пас, — это, конечно, такой особо критический момент в игре в кости. Обычно в такой момент просто приходится поднимать стаканчик, хочешь не хочешь. Потому как вероятность выбросить больше сорока четырех практически нулевая.
Однако спасатель не поднял стаканчик, а сразу стал его встряхивать. И одновременно произнес:
— Но прежде я собираюсь у тебя кое-что узнать.
— Про смерть вашего брата?
— Тебе же точно известно, что я к его смерти отношения не имею.
— Вы вышвырнули брата, а спасатели Креста организовали ему руководящий пост в банке крови. И вы стали бояться, что теперь вся торговля кровью перейдет к спасателям Креста.
— А как ты думаешь, чем занималось объединение спортивных пиджаков ровно по тем же соображениям? Они мне три раза весь дом вверх дном перевернули. Но даже самой малости не нашли! — Спасатель показал на грязь у себя под ногтем. — И Молодой это не хуже меня знает.
— Как вы думаете, кто убил вашего брата?
— Откуда мне знать, в каких темных делишках он был замешан. Наверное, кому-то это сильно надоело.
— Вы, значит, еще очень великодушно поступили, раз всего лишь вышвырнули его.
— Так и есть. Если уж на то пошло, надо было бы мне его сразу пристрелить. А теперь какая мне польза от того, что он мертв, когда он давным-давно заложил меня Молодому с этой бухгалтерией.
— Какая еще бухгалтерия?
— Не надо дураком прикидываться. Ты что думаешь, я не знаю, чего вы у меня ищете?
— Про бухгалтерию вообще речи не было. Молодой хотел только знать, прослушиваете ли вы нашу связь.
И тут ужас что началось. Старый Ватцек и шеф спасателей хохотали во все горло над объяснением Бреннера, так что он едва сам не рассмеялся. А всякий, кто пробовал смеяться со сломанным ребром, знает, что это такое.
И вдруг спасатель мгновенно стал убийственно серьезным:
— А теперь послушай, что я тебе скажу. Мы уже многие годы прослушиваем связь спасателей Креста. А спасатели Креста давным-давно прослушивают нашу. И все это понимают! Это для обеих сторон лучше всего. Это как во враждующих странах, когда взаимный шпионаж обеспечивает мир. Так обе стороны всегда точно знают положение дел. Не мир, а перемирие.
Прелюбопытная вещь — сломанное ребро. Естественно, оно причиняет тебе боль при приступе смеха или ярости, потому как это телесные проявления. А вот что оно даже при подавленной вспышке гнева тебе боль причиняет, как при настоящей, хотя ты даже не пошевелился, это уже интересно. Потому как несмотря на то, что Бреннер сидел сейчас совершенно спокойно, просто как самый настоящий преподаватель йоги, у его ребра случился такой приступ ярости, что от боли хотелось забраться на потолок.
При этом он не мог понять, не надувает ли его шеф спасателей. Может, все-таки у Молодого были основания дать ему такое поручение. Но вот видишь, порой ребро может оказаться поумнее, чем его владелец.