Придон

Никитин Юрий Александрович

– А, – сказал Придон, – хорошо…

Он чувствовал себя немного обалделым, прямо с коня ступил в раскрытую дверь. Итания сидела с закрытыми глазами, золотые волосы распущены, щедрым ливнем ниспадают на плечи и грудь, тонкий нос заострился, длинные изогнутые ресницы бросили густую тень на чистые, нежные щеки. Упрямо сжатые губы сейчас растеряли каменность, слегка раздвинулись, распухли, вздулись, тугие и красные, как спелые черешни.

Он поймал себя на том, что неотрывно смотрит на эти губы. Сочные девственные губы, нецелованные, но созревшие для поцелуев, а сейчас, когда она заснула и не держит себя, такую хрупкую, в железной перчатке,

это заметно, заметно.

Итания ощутила его приближение в тот момент, когда губы артанина почти касались ее губ. Она напряглась, пытаясь вскочить, но было поздно, его огромное лицо нависало, как скала, могучая рука обняла ее хрупкие плечи.

– Не смей…

Горячий рот накрыл ее губы. Она вздрогнула и застыла. Он целовал ее долго и мучительно нежно, непривычно нежно, от него струился жар и перетекал в ее губы, а дальше растекался по всему телу. Она старалась держать свое тело застывшим, подобно камню. Сперва так и было, но предательские волны прокатывались по телу, смешивали мысли, вздымали странные чувства. Она ощутила, что ее губы дрогнули, и… она не знала еще, как целоваться, но сейчас ей показалось, к своему ужасу, что она ответила ему на поцелуй, ответила неумело, коряво, но – ответила!

Поцелуй длился долго, она даже не помнила, когда и как уперлась руками в твердую стену груди, губы разомкнулись, она прошептала:

– Где… Гелия?

– Здесь есть я, – ответил он жарким шепотом, снова потянулся к ее губам.

Итания с силой уперлась обеими руками:

– Где она?

Он сказал, медленно трезвея:

– Думаешь, я уже убил ее? Итания…

– Где она?

– Едет на седле у Огнивца.

– Почему?

– Итания, здесь мы. Ты не видишь?

Ее лицо горело, она дышала часто, грудь вздымалась, в повозке было горячо, жарко, душно, Придон чувствовал, как на нем накалился металлический пояс, а обруч на лбу сейчас начнет сыпать искрами.

– Нет, – выкрикнула она свистящим шепотом. – Нет, Придон!.. Это сумасшествие. Мы не должны так…

– Я обезумел давно, – ответил он хрипло. – У меня нет ничего, кроме моего безумия… Надо мной смеются, хотя за мной все еще идут. И мне уже поздно становиться просто… простым. Да и не хочу. Я безумно, безумно люблю тебя, Итания. Во мне все сгорело, один пепел, только сердце все еще стучит твоим именем. Я не могу без тебя!

Он снова накрыл ее нежные губы горящим ртом. Она уперлась в его грудь кулаками, но не оттолкнула. Губы артанина, твердые, горячие, коснулись ее стиснутых губ удивительно легко. Она уперлась обеими руками в нависшую над нею гранитную скалу изо всех сил, он держал ее застывшее тело крепко, только сердце колотилось в ее груди отчаянно часто, она поймала себя на том, что безуспешно старается отвернуться, вырваться и в то же время ощутить поцелуй.

А он сам не понимал себя, был уверен, что набросится сразу же, едва увидит, но вот даже сейчас его ладонь на ее затылке становится для нее лишь тяжелее, ее лицо с испуганными глазами приближается, ее губы покраснели, увеличились, ее прерывистое дыхание становится еще чаще, уже слышно, как отчаянно стучит ее сердечко.

Ее взгляд ушел в сторону, кровь гремела в его висках, но он накрыл ее рот бережно, нежно, чувствуя и наслаждаясь формой ее губ, их полнотой, жаром, невыразимой сладостью. Их тела соприкоснулись, он слышал, как трепещет ее сердце, ощутил ее страх и смятение.

Потом он заставил себя оторваться от сладких губ, медленно распахнул ее платье, пальцы вздрагивали

от прикосновения даже к ее одежде, а когда открылась белоснежная грудь, он замер, видя изумительные опрокинутые чаши, пышные, с розовыми сосками, с дивными, как пенка на молоке, морщинками. Перед глазами качнулся и сдвинулся в сторону весь мир, даже в самых жарких мечтах не представлял, что ее кожа так бела и нежна, так будет поблескивать в этом полумраке качающейся повозки, от нее такой аромат, что он застонал беззвучно, боги, только не дайте мне умереть сейчас, потом – да, но сейчас все, что угодно, за час моей жизни, я не могу не целовать эти груди, эту кожу…

Итания, потрясенная и едва не теряя сознание от удара неожиданных чувств, смотрела на него оцепенев, в глазах ее отражалось смятение, а он целовал ее грудь, трогал кожу твердыми губами, что уже совсем не твердые, а удивительно нежные, от прикосновения которых все тело пронизывает неведомыми искрами, длинная молния пробегает по коже до самых кончиков пальцев, в глубинах нарастает горячее тепло…

Она чувствовала, как ее мягкая и нежная грудь уперлась в его, похожую на гранитную плиту, только его грудь наверняка жестче, вдруг ощутила, что кончики ее грудей стянулись в тугие комочки, приподнялись острыми кончиками и погрузились в эту каменную плиту его грудных мышц

Колеса равномерно постукивали, их раскачивало, в окошко время от времени врывался порыв свежего воздуха, охлаждал разгоряченную кожу, и тут же она накалялась от внутреннего жара снова. Итания не чувствовала, что делают его руки, она наконец обхватила его за шею, руки проделали это сами, а ее пальцы ухватили его за волосы, она в странном сладком безумии, не понимая, что делает, но все замечая как будто со стороны, с силой прижала его голову к своей груди.

Треснула материя, Итания поняла, что это шелк ее платья, жар в теле стал невыносимым, она стискивала зубы, чтобы не вырвался странный стон, в котором не будет муки, а если и мука, то совсем не та, от которой страдают, в повозке слышалось их хриплое дыхание, они дышали в унисон, жарко, огненно…

Как в другом мире послышался стук копыт. Неприятный голос прокричал по ту сторону тонкой стенки повозки:

– Придон, нас преследует дракон!

Некоторое время ничего не происходило, только руки на ее теле дрогнули и остановились. Она все еще не выпускала его голову. Пальцы с наслаждением погрузились в густые черные волосы, однако голос повторил нетерпеливо:

– Дракон… Уже два дракона!.. На втором – двое… или трое! Что будем делать?

Придон застонал, она чувствовала, что для него оторваться от ее тела тяжелее, чем разломить горный хребет, но скрипнула дверь, холодный, как зимний, воздух ворвался и ожег ее пылающую кожу, тяжесть на ее теле исчезла, хлопнула дверка.

Итания не шевелилась, трепещущая, не понимающая, что произошло с ее телом, почему в нем такой неожиданный жар, почему такие тяжелые волны крови бьют в голову, в сердце, прокатываются по всему телу, словно это морской прибой или даже разбушевавшееся море?

* * *

Придон вскочил на коня, Огнивец придержал повод, взгляд его скользнул по груди Придона, брови его взлетели на середину лба. Две кровоточащие ранки на расстоянии растопыренных пальцев одна от другой, кровь стекает алыми струйками, вот уже застыла… словно кто-то сумел всадить две острые стрелы, хотя известно, что проще пробить стрелами гранитную плиту, чем поцарапать Придона.