Придуманный мир
Шрифт:
День без мамы казался вечностью, и Вовка старался изо всех сил, выводил буквы пером с фиолетовыми чернилами, которые были в стеклянной чернильнице. А вечером уставшая мама проверяла его писанину и ставила ему оценку. И тут же давала новое задание на следующий день.
Так они играли "в школу". И все буквы уже были пройдены, писать он умел и даже читал, но по слогам. В одной из детских книжек он прочитал, правда, с помощью мамы, и выучил коротенькое стихотворение и часто, где надо и не надо, произносил его вслух:
ДайтеГлядя на Вовку, взрослые улыбались и хвалили его маму, Нину Ивановну. Но Вовка на них не обижался.
Шёл август 1961 года.
В посёлке Молодёжном проводились работы по электрификации. Приехала машина, и в тех местах, где ровно через каждые 60 метров мужики лесенкой на полметра раскопали грунт и поставили вешки, сверлила буром землю на глубину около двух метров – под столбы для линии электропередач.
В конце августа в магазин привезли арбузы. Нина Ивановна отправила за ними Вовку. Отстояв очередь, Вовка, под весёлое одобрение продавщиц и покупателей, выбрал два крупных арбуза. Ему помогли положить их в сетки, и Вовка, ссутулившись от тяжести, вышел на улицу.
Начался ливень. Многие пережидали его, стоя на ступеньках сельского магазина. Яркие вспышки молний и треск грома вызывали ужас, восторг и замешательство многих.
Но не Вовки. С двумя арбузами в сетках он засеменил по направлению к дому – тут же рядом, всего метров пятьсот. Дорогу и дома освещали вспышки молний, потом наступала кромешная темнота.
Потом в темноте проглядывали силуэты домов и окна, которые тускло освещались керосиновыми лампами.
С перебежками, уставший, весь по колено в грязи, в воде и глине, Вовка добежал до соседского дома, поскользнулся и упал.
Упал неудачно, скатился по ступенькам, вырытым мужиками на том месте, где бурили под столб, а затем и в саму, вырытую почти на два метра, круглую яму. Арбузы остались где-то наверху. А на дне было темно, вода и лягушки.
Чтобы не захлебнуться, он упёрся руками. Руки его упирались в мокрое глиняное дно ямы, вода касалась волос на голове.
Развернуться и встать на ноги не было возможности, так как яма была слишком узкая. Вовка попробовал вылезать, упираясь руками и ногами. Но ничего не получалось. Руки съезжали по глине, и он плюхнулся в воду вниз головой. Распугал лягушек и набрал полный нос воды.
Вовка успокоился на какое-то мгновение и оставался стоять на руках, фыркая носом. Потом услышал голоса двоих мальчишек из соседнего дома. Они склонились над ямой и светили фонариком.
"Вовка, – произнёс один, – чего ты там делаешь?" "Вытащи меня", – попросил Вовка.
В это время к ним подбежала хозяйка дома, женщина средних лет, Катерина, и сказала своим сыновьям: "Ну-ко, идите
Вовка ничего не говорил. Поднял арбузы. Катерина повела его, вместе с арбузами, к нему домой.
Нина Ивановна уже начала беспокоиться: такая гроза, а Вовки что-то долго нет. Хорошо, если пережидает ливень в магазине… Она накинула плащ и пошла за сыном. На улице увидела соседку Катерину и Вовку.
Вовка, перепачканный с головы до ног глиной, весь мокрый, молчал.
Зато взволнованная Катерина рассказала матери, что случилось.
Придя домой и переодевшись, Вовка лёг на кровать и заснул.
Утром мать, уезжая, как обычно, на работу, опять дала ему задание в тетради, но сын слушал её молча. "Вовка, что с тобой случилось?!" – почти кричала она, а Вовка пытался сказать, но у него ничего не получалось. Так из обычного нормального мальчугана он превратился в заику.
Наступил сентябрь.
В школу Вовку не взяли, так как он не мог выговорить ни одного слова. Накануне отправили его с матерью в районный центр – проходить комиссию, к детским врачам. Врачи порекомендовали учиться в школе-интернате, то есть в спецшколе для немых и глухонемых детей и детей с дефектами речи.
Но мать не хотела отдавать туда своего сына.
Да и соседи, знавшие мать и её сына, тоже не советовали – пусть годик ещё дома посидит, может, речь к нему вернётся.
Так и решили.
За год Вовка так отшлифовал свой почерк, что выписывал буквы – и простые, и заглавные – не хуже своей мамы. Писал и целые слова, даже предложения: "Мама мыла раму", "Мяч упал в реку". Но вот беда: читать он не мог.
Нина Ивановна часто плакала и молила Бога, чтобы речь к Вовке вернулась.
Вскоре она сделала для себя открытие: раз Вовка пишет продиктованные ею слова и даже целые предложения – значит, "в уме" он их проговаривает!
Вот только произнести их не может – подолгу "мычит", заикается, а потом краснеет от стыда и совсем замолкает…
Почти год пролетел незаметно. Ничего не поменялось в жизни Вовки.
Стояло лето 1962 года.
Июль. Жара… Вовка любил что-нибудь делать в своём огороде у дома, где росли на грядках морковка, репа, лук, чеснок, укроп и цветы на клумбе.
Затем шли кусты смородины – и чёрной, и красной. И крыжовник, что поспевал одним из первых и напомнил Вовке по своей форме и окраске арбузы, из-за которых он попал в беду. "Крыжовник – это маленькие арбузики!" – хотелось ему крикнуть, но ничего у него не получалось.
А дальше, после кустов смородины и крыжовника, шли гряды с картошкой. Она уже отцвела и, судя по веткам, обещала хороший урожай.
Потом шёл огороженный участок под сенокос, но он был не разработан. Тут и там виднелись пни от спиленных елей, кусты и заросли иван-чая и дикой малины.