Придумай что-нибудь сама

Черных О.

– Какое холодное… Сима, а тебе не кажется это странным? – спросила шепотом. – В квартире достаточно тепло и… – мне стало как-то не по себе. – Раньше я этого не замечала, хотя, может, просто не придавала значения?

– Да оно всегда такое, – задумчиво ответила Сима. – Мастера раньше хорошие были и умели делать вещи качественно. Наверное, ему больше ста лет, сколько людей в него смотрелось за это время, а оно все такое же и служит нам, и еще нашим детям и внукам, если Бог даст, служить будет. Смотри, поверхность какая гладкая и прохладная, даже слишком прохладная. Оно совершенно не реагирует на температуру комнаты, – сестра провела рукой по зеркалу. – Настоящая вещь, не то, что нынешние. Вон в коридоре, пойди, посмотри. Еще и года не успело провисеть, а уже какое-то тусклое, в углу появились пятнышки, а стоит, кстати, очень приличных денег, – в ее беспечном тоне я уловила скрытое волнение. – Казалось

бы, в наше время и технологии современные и мастера образованные, а толку от этого мало, потому что все на потоке, – продолжала рассуждать сестра. – Ничего не умеют делать. А это, – она обвела взглядом зеркало на стене, – вещь!

Я уже не слушала ее рассуждения. Мысли, неожиданно посетившие, напугали меня.

– Сима, давай присядем и обо всем поговорим спокойно, – тихо сказала я, все больше утверждаясь в своей догадке. – Думаю, дело тут не в мастерах и качестве изготовления зеркал. Тут что-то другое… Я даже уверена, что знаю ответ. Только как это все связать? Да сядь ты, – дернула я ее за рукав платья.

– Что? Что ты хочешь сказать? – она подчинилась мне и напряженно опустилась на краешек дивана.

– Не знаю как ты, но я до сих пор помню истории нашей старенькой прабабушки. Тогда мы принимали их за сказки. Только сейчас я поняла, что она ничего не придумывала, а рассказывала жизненные истории. Возможно, она сама была им свидетельницей или даже непосредственной участницей.

– Слишком издалека ты начинаешь. Не понимаю, к чему это сейчас? – спросила Сима, но по тому, как блеснули ее глаза, я поняла, что мы думаем об одном и том же.

– Помнишь, историю о Лизавете, ее сестре? После рассказа бабушки мы не спали всю ночь и еще долго потом боялись темноты. А мама отругала ее за то, что она придумывает небылицы и пугает детей. Кто знает, может, это и выдумка, но я до сих пор помню каждое ее слово, словно это было вчера. Был такой же вечер, как и сегодня – в канун Рождества, только много-много лет назад, – тихо сказала я и оглянулась на зеркало.

Наверное, у меня сдали нервы или отблеск догорающих свечей в комнате, как-то не совсем обычно отразился в нем. Мне показалось, что в зеркале промелькнула легкая тень, и свечи вдруг вспыхнули ярче. Страх мгновенно сковал все тело, и какое-то время я сидела в полном оцепенении. Молчала и Сима.

Немного успокоившись, я снова оглянулась на зеркало, но в этот раз ничего не заметила, и, пожав плечами, продолжила свой рассказ:

– Бабушка еще говорила, что Лизавета сильно переживала от того, что засиделась в девках. В тот год ей исполнилось восемнадцать лет, а по тем временам было впору бить тревогу. И, хотя Лизавета была настоящая красавица, наверное, у судьбы относительно нее были другие планы. Вот и решила девушка развлечься гаданием и попытать судьбу, тайно надеясь разглядеть долгожданного суженого. В полночь она заперлась в своей комнате и плотно закрыла шторы на окнах. Постелила на стол чистую скатерть и пододвинула его к большому зеркалу, что висело на стене. Сама переоделась в длинную рубаху, распустила волосы и зажгла свечу. Все происходило по правилам. Опустила венчальное кольцо, которое раздобыла заранее, в хрустальный стакан с водой, и произнесла тайные слова. Что там явилось бедной девушке в зеркале, никому неизвестно, но, похоже, что за закрытой дверью разыгралась настоящая трагедия. Утром, когда взломали дверь, зеркало лежало на столе возле прогоревшей свечи. В центре мокрого пятна на скатерти – опрокинутый стакан с кольцом. Сама Лизавета, раскинув руки, вместе со стулом упала на пол и смотрела вверх, застывшими глазами, широко открытыми от ужаса. Она умерла мгновенно. Врач тогда сказал, что смерть наступила от вполне естественных сердечных причин, потому что на теле не было никаких следов насилия, – я замолчала и, поборов страх, снова оглянулась на зеркало. – Прошло столько лет, но я до сих пор помню каждое бабушкино слово, ее грустное лицо. Она любила свою сестру. Сознаюсь, что частенько вспоминаю об этой несчастной девушке. Господи, она и жизни-то не видела, всего восемнадцать лет. Жаль, бедняжку, – я сочувственно покачала головой.

– Да, – вздохнула Сима, – я тоже ее вспоминаю. Наверное, она была слишком впечатлительной натурой, и вся эта процедура ночного гадания явилась для нее губительной. Сердце не выдержало нервного напряжения. Уж не знаю, правда ли там, в зеркале появляются какие-то образы или это плод нашей фантазии и безумного ожидания увидеть чудо, но только у меня раньше никогда не возникало желания гадать. Еще в детстве, где-то там, – она прижала пальцы к виску, – выработался своеобразный запрет.

– У меня тоже, – тихо сказала я. – Хотя девчонки в институте, да и на стройке потом постоянно гадали, особенно на Святки. Они к этому относились проще, как к развлечению. А

мне сразу вспоминалась Лизавета и всякая охота гадать пропадала сама собой.

Мы обе задумались.

– А, может, это бабушка все специально придумала, чтобы предостеречь нас от желания искушать судьбу? Говорят, большой грех – пытаться заглянуть в будущее. Ты так не думаешь? Зачем заранее знать, что там впереди? – спросила Сима и, не дождавшись моего ответа, вышла на кухню. Вернулась она с двумя маленькими рюмочками и пузатенькой бутылочкой на подносе. – Давай-ка лучше выпьем коньячку. Что-то мне не по себе, – она зябко повела плечами. – И гадать сразу расхотелось. Может, отложим это дело до каких-нибудь других времен? Мы с тобой уже давно не девочки, перескочили этот возраст, и страдать нам нечего. Жили, как будто, неплохо. Что это на меня нашло? Словно подтолкнул кто, – она запрокинула голову и одним глотком выпила коньяк. – Да и то верно, если правду сказать, нам грех жаловаться. Замужем мы побывали, и сейчас вниманием не обделены. Женщины мы еще молодые и красивые. Столько всего интересного есть в жизни? Зачем лишнее ярмо на шею надевать? Это всегда успеется. Тебе что, так хочется стоять у плиты, ловить каждый шорох за дверью, выслушивать бесконечные упреки и стирать грязные носки?

Я не ответила и лишь возмущенно посмотрела на сестру, до невозможности округлив глаза.

– Вот-вот, на фига они нам приснились со своими радостями? Нам и так хорошо. Правда? По моим наблюдениям, настоящие мужчины, подобно динозаврам, давно перевелись. Сейчас выходить замуж практически не за кого, – уверенно добавила Сима, морщась от лимона. – Однако не отпускает меня эта история с нашей Лизаветой. А ведь было еще и продолжение. Соня ты помнишь?

Я утвердительно кивнула головой и налила нам коньяк. Мы молча выпили, хотя но в этот раз я даже не почувствовала его вкус.

– Да-а. Зря мама сердилась. Нам бы всем внимательно тогда послушать бабушкин рассказ. Отчего мама называла его полным бредом? А потом и вовсе стала считать, что бабушка выжила из ума. А мне так не кажется. Думаю, разум ее до последнего дня был таким же ясным, как сейчас у нас с тобой. Только вся эта семейная история довольно странная для нормального восприятия, – я поставила пустую рюмку на поднос и снова подошла к зеркалу. Перед ним стояли свечи, которые нам так и не удалось зажечь. Еще раз, чиркнув спичкой, я поднесла ее поочередно ко всем свечам, но ни на одной из них пламя долго не задержалось. Дернувшись неуверенно, оно тут же гасло, словно по комнате гулял сильный сквозняк. – Сима, а что, если это и есть то самое зеркало, перед которым гадала Лизавета? Оно переходило из семьи в семью и, каким-то странным образом сохранилось до сих пор. Постой, это сколько же сейчас ей лет?

– Восемнадцать, – сказала Сима. – Ей всегда будет восемнадцать, – она тоже подошла к зеркалу и положила на него обе ладони. – Холодно, – произнесла едва слышно, – даже мороз по коже пробежал.

Я заметила, как она передернула плечами и резко убрала руки, спрятав их за спину.

– Не мешает выпить еще по рюмочке, – сестра уже разливала коньяк. – Что же теперь делать? Ума не приложу, – она выпила в задумчивости рассматривая донышко пустой рюмки.

– Я как-то читала, что старинные зеркала сродни старинным замкам и особнякам. Они, как и те, заселены призраками, и хранят память о людях, которых давно уже нет в живых. Однако непонятно каким образом имеют способность воздействовать на нас. Как бы накладывается отражение того, кто смотрелся в это зеркало раньше и того, кто смотрит в него сейчас, – я почувствовала, что внутри вдруг все похолодело и невольно отодвинулась от зеркала.

– Другими словами, ты хочешь сказать, что… что в этом зеркале по сей день заключена душа бедной Лизаветы? – спросила Сима одними губами. Наконец она решилась произнести вслух то, о чем я боялась даже думать.

– Так говорила бабушка, – ответила я тоже шепотом. – Помнишь, незадолго перед смертью ей приснился сон, будто она подошла к зеркалу, и вместо своего отражения увидела сестру. Лизавета грустно смотрела на нее, и взгляд умолял освободить ее из вечного и холодного плена. Бабушка тогда уже не вставала с постели, плакала и очень просила разбить зеркало, но ее никто и слушать не хотел. Все думали, что она повредилась рассудком, жалели ее, успокаивали, но никак не воспринимали эту просьбу всерьез, – я ясно вспомнила те дни. – Она так и умерла с последними словами о том, что это зеркало навлечет на всю семью беды и проклятья. Помнишь, она еще сказала, что пока душа Лизаветы будет бродить в замкнутом зеркальном лабиринте и не обретет покой, и нам не будет покоя и счастья на земле. Больше всех достанется женщинам. И так будет продолжаться из поколения в поколение, до тех пор, пока мы не разобьем это зеркало, – я почувствовала, как при этих словах по спине побежали мурашки.