Придворные памфлеты
Шрифт:
Первый памфлет мадам N
Императрица сидела в своей кровати, оперевшись спиной на высокие подушки, и её верная фрейлина, графиня Терлецкая, внесла в её покои серебряный поднос с горячим шоколадом, который так любила государыня.
— Ах, моя дорогая Аннет! — приветствовала ей императрица с улыбкой. — Что интересного принесла ты мне рассказать сегодня? Состоится ли запланированный ужин с моим дражайшим супругом? — она всё ещё втайне надеялась, что император помнит о их маленькой годовщине и готовит ей небольшой приятный сюрприз.
—
И императрица лишь недовольно сжала губы в ответ: весь двор знал, что у императора появилась новая фаворитка, маркиза де Шанталь, и теперь все свои дня и ночи, конечно же, он проводил только с ней, что очень огорчало его законную супругу и государыню.
Жалкий удел быть всего лишь женой августейшей особы, пригодной разве только для продолжения рода и производства наследников престола!
— Но зато, — присев на краешек царской постели и близко подвинувшись к своей подруге-императрице, произнесла графиня Анна Терлецкая, — у меня есть кое-что интересное для вас! — и она с победоносным видом ловко достала из своего глубокого декольте немного смятый бумажный лист, весь испещрённый мелкими печатными буквами.
— О, неужели! — захлопала в ладоши императрица, мгновенно забыв про противную фаворитку и своего изменщика-мужа.
— Да! Новый памфлет мадам N! — с торжествующим видом помахала графиня листком над головой, словно поддразнивая свою императрицу, и та с нетерпением выхватила у неё свиток из рук.
— И что же там на этот раз, милая Аннет? — с любопытством стала расспрашивать свою подругу.
— О дорогая, я не смела его читать без вас, — скромно потупив глаза в пол, произнесла графиня Терлецкая, но затем, с лукавой улыбкой посмотрев на свою обожаемую подругу, добавила: — Ну разве только самое начало, чтобы узнать, о ком наша дорогая мадам N пишет на этот раз.
— И о ком же, дорогая Аннет? Не томите! —воскликнула императрица, отпивая маленький глоточек шоколада.
Горячий пряный шоколад и утренние сплетни — что могло быть чудеснее, чтобы исправить гадкий поступок императора!
— Не поверите, Лалла, — доверительно наклонилась к ней лучшая подруга, назвав её интимным именем, которым только она могла называть её. — О графе Уварове и его молоденькой жене!
— О нашем дорогом Уварове? — в изумлении произнесла императрица, и, не выдержав, схватила тонкий лист, с жадностью и любопытством вчитываясь в первые строки, и её милая Лалла, прислонила к ней свою кудрявую головку, чтобы получше разглядеть написанное…
Брачная ночь. Глава 1
— Скажите, мадмуазель Мими, а что обычно случается в первую ночь между супругами… Ну вы понимаете, о чём я? — спросила я, не удержавшись, свою верную камеристку, когда до моей свадьбы оставалось всего лишь две недели.
Я долго размышляла и сомневалась, можно ли будет ей задать подобный вопрос, но всё-таки моё природное любопытство
Таким образом, я свободно могла рассуждать об идеях Руссо и Вольтера, читать в оригинале Шекспира, но, увы, едва смогла бы объяснить хоть на немецком, хоть на французском, которые знала в совершенстве, какова же великая тайна рождения человека. Вопрос, откуда берутся дети, все умалчивали или деликатно обходили со мной стороной.
Я подозревала, что моя семья Пушкиных — древнего дворянского рода, известного ещё при дворе нашего великого царя Ивана Тишайшего, уже давно сводила концы с концами, и мои маменька с батюшкой перезаложили ни один раз наше родовое имение в Тамбовской губернии, чтобы оплачивать бесконечные счета и мой первый выход в свет в Петербурге, где мне суждено было блеснуть и найти для себя подходящую партию.
Безусловно, росла я совершеннейшим невинным ребёнком, которого уберегали от всяческой грязи и правды жизни.
Так и дожила я, пребывая в невинности и полном неведении о самых обычных человеческих страстях и потребностях, до возраста своего совершеннолетия, как героиня популярной поэмы моего дальнего родственника Александра Пушкина, Татьяна, которая совсем недавно стала крайне популярной в модных домах и салонах Москвы и Санкт-Петербурга.
Моя родная усадьба Ольховка, с милыми сердцу библиотекой и гостиной в старом французском стиле, убранство которой у моих бедных родителей не хватало средств обновить, и моей девичьей комнатой с шёлковым голубыми обоями и моим письменным столиком, где я писала свои первые девичьи стихи и вела дневник, должна была скоро остаться в прошлом, ибо после венчания сразу же я должна была отправиться жить в поместье моего супруга, гафа Уварова.
Я была единственным ребёнком в семье, потому что все мои многочисленные братья и сёстры, едва успев появиться на свет, умирали, чем моя матушка с батюшкой были очень опечалены. И мы с ними часто навещали шесть стоящих в ряд могилок на нашем семейном кладбище рядом с нашей родовой семейной часовней.
Наши многочисленные родственники и друзья семейства, обсуждая эти печальные факты из жизни моей матушки со мной, обычно грустно вздыхали, и потупив очи, с грустью и печалью в голосе добавляли, что мои родители не отчаивались и не оставляли своих попыток.
А я всё время размышляла: о каких же попытках они ведут речь? Что они пытались сделать, и каким именно образом? Что можно было попытаться снова сделать, если Господь Бог уже забрал к себе не единожды их детей?
Стоит добавить, что мои любимые матушка с батюшкой никогда не проявляли своих чувств не то что на людях, но и даже при мне, при дочери своей. Поэтому к своим восемнадцати годам я была совершеннейшим невинным ребёнком, даже никогда не видевшем в своей жизни ни единого нежного поцелуя. Кроме крайне редкого — в щёчку или галантного поцелуя руки.