Приемный ребенок
Шрифт:
Томас Вулф говорил, что вернуться домой нельзя, может, мне стоило об этом вспомнить перед тем, как кликнуть по «Отправить» – и не посылать письмо с моим резюме. Но я запустила цепь событий, которая теперь ведет меня назад в мой родной город, где я не была пятнадцать лет. Может, не стоило этого делать.
Перед нами появляется Гонт – такой же мрачный и неприветливый, опустевший и зачахший, как предполагает название [1] . При виде этого места думаешь о зале с криво висящими зеркалами, где независимо от того, с какой точки ты смотришься в них,
1
Слово gaunt означает «изнуренный, исхудавший, изможденный, угрюмый, мрачный». (Прим. пер.)
Со стороны могло показаться, что Гонт утратил свое было великолепие: иногда встречался богатый особняк или впечатляющая скульптура, которые намекали, что некогда на этот город имелись большие планы – но планы уже давно забыты. Даже ребенком я в равной степени была очарована родным городом и испытывала к нему отвращение. То же самое магическое притяжение привлекло сюда строителей и застройщиков, и то же самое ощущение беспокойства, необъяснимого страха и ожидания чего-то нехорошего, которое витало в воздухе, погнало их отсюда прочь. При этом они говорили про землю, которую нельзя использовать, необоснованные градостроительные нормы и правила, выполнить которые невозможно. Кто же захочет признавать, что отказался от возможности развития территорий только из-за предчувствия, при этом потеряв в процессе десятки тысяч фунтов?
Я почти забыла про это чувство. Я так долго жила в безопасности в крупном городе, в дымке обычных забот, что фактически забыла свою жизнь здесь. Едва ли я могу вспомнить что-то из моей прошлой жизни, даже если плотно закрываю глаза, и от попытки вспомнить у меня начинается головная боль.
Несмотря на ослепительный солнечный свет, меня пронизывает холод. Холод висит в воздухе. «Бодрящий воздух для начала новой жизни», – как сегодня утром выразился Дэн. Хороший знак, знак, что мы поступаем правильно.
– Я не верю в знаки и приметы, – улыбнулась я.
Но, вероятно, лицо меня предало, потому что муж нежно опустил ладонь мне на локоть и сказал:
– Все будет отлично. Это как отпуск в деревне. У нас обоих будет свободное время и место, где легко дышится.
Он не произнес того, о чем думал на самом деле – об увеличении нашей семьи, и я была благодарна ему за это.
– Отпуск? Я не думала, что у писателей бывают отпуска. И его точно не будет у меня. Через четыре дня я выхожу на новую работу.
– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Отдых от всего этого. – Дэн показал на окно, на улицу, полную людей, которые быстро шли, не обращая внимания друг на друга и не отрывая глаз от своих телефонов. Мужчина в разноцветном плаще раздавал пустые конверты, в которых, как я знала по опыту, находились «волны позитива». Водители зло сигналили, если машина впереди ехала ниже тридцати пяти миль в час. – Отдых от людей. От давления. От ежедневной рутинной работы. Это как раз то, что нам нужно после всего того дерьма, в котором тебе пришлось вываляться.
Дерьма, в котором мне пришлось вываляться. Можно подумать, от случившегося в Лондоне можно просто отмахнуться,
В поле зрения возникают первые дома, перестроенные амбары и новые здания, которые появились, когда строительная отрасль снова встала на ноги. Когда я в последний раз была в этой части страны, здесь простирались поля. Кажется, кто-то хотел дать Гонту еще один шанс. Дэн толкает меня в бок и показывает на новые дома.
– Видишь их? После того как мы продадим дом твоей мамы, можем купить что-то подобное. Или построить свой дом.
Я улыбаюсь.
– Что ты знаешь про строительство домов? Кроме того, что строится в твоих воображаемых мирах. Это не так просто, как придумывать их для романа.
– Сказала та, которая никогда не пыталась описать замок в пустыне с точки зрения великана-людоеда. – Дэн притворяется обиженным, затем снова улыбается. – Хорошо, может, мы пока остановимся на покупке. Что-то с открытой планировкой. Большое.
– С бассейном и нашими инициалами, выбитыми в мраморном полу при входе в дом, – смеюсь я. – Думаю, ты не представляешь, сколько может стоить старый дом бабушки Тэнди. В любом случае недорого, потому что моя мать так его и не продала.
При слове «мать» у меня все сжимается внутри. «Ее больше нет, Имоджен».
Никакого стелящегося серого тумана при приближении к городу нет, нет и никакой старой ведьмы, которая вытянула вперед скрученный артритом палец и предупредила бы нас, что дальше ехать не следует. Никакой черный ворон не сидит на щите со словами «Добро пожаловать в Гонт» и не бормочет «Никогда больше». Тем не менее я чувствую, как ледяные пальцы страха сжимают мои легкие, и на мгновение становится трудно дышать. Щит старый, местами подгнивший, а буквы так выцвели, что при виде этого ты в последнюю очередь думаешь, что тебя здесь рады видеть. Щит темнеет у меня перед глазами, словно по нему растекается черная плесень, когда я на него смотрю. Поворот к дому моей матери находится всего в нескольких метрах слева. В груди все сжимается, дорога впереди плывет, все вокруг становится расфокусированным. Я вытягиваю руку и хватаю за руку Дэна.
– Не надо туда ехать.
Мой голос звучит как едва узнаваемый хрип. Дэн косится на меня, по его лицу пробегает тень обеспокоенности, он снижает скорость, и машина буквально ползет по дороге.
– С тобой все в порядке, Имоджен? Мне съехать на обочину?
Я смотрю на щит, он все так же кажется совсем не приветливым, но черной плесени больше нет. Я чувствую, как щеки снова краснеют, но теперь они горят от смущения. О чем я думала?
Гонт находится за этим щитом, наблюдает, ждет.
– Нет, со мной все в порядке, – вру ему. – Я просто подумала, что нам, возможно, следует заехать на главную улицу, чтобы взять еду навынос перед тем, как ехать к дому. А что, если электричество еще не включено?
Дэн легко кивает, но продолжает хмуриться. В эти дни он постоянно обо мне беспокоится.
– Отличная мысль, – соглашается он, оглядываясь через плечо и включая правый поворотник. – Мне самому следовало бы это предложить. Хотя нам надо заехать в магазин. Не думаю, что кухня в твоем городе будет разнообразной и найдется много мест, где можно купить еду.