Приемный ребенок
Шрифт:
– У большинства людей нет генетической предрасположенности портить жизнь своим отпрыскам, – возражаю я. – У большинства людей…
– Бла-бла-бла, трудное детство, бла-бла-бла, мать, которая не обращала внимания, бла-бла-бла, плохие гены. – Судя по виду, Пэмми сама сейчас может расплакаться. – Дело в том, что ты – не твоя мать. Ты делаешь свой выбор, и если ты решишь любить своего ребенка и сделаешь все, что можешь, то будешь достаточно хорошей матерью. Все могут только стараться и быть такими. Не идеальными, а достаточно хорошими.
– Ты этого не знаешь, – рявкаю я, и мне тут же становится плохо. Но она не знает, какой матерью
Глава 23
Имоджен
В школе пахнет точно также, как двадцать пять лет назад, и этот запах ударяет мне в лицо в ту секунду, когда я переступаю порог. Я не понимаю, как запах может держаться десятилетиями? Старые ковры заменили, новые соответствуют новому статусу – школа теперь именуется академией. Стены недавно покрасили, и тем не менее чувство страха и неадекватности, которые я всегда испытывала в этих длинных коридорах, остается неизменным. И мне сразу снова одиннадцать лет.
Я и представить не могла, что когда-нибудь снова войду в эти двери. Мне кажется, из коридора высосали весь воздух. Здесь еще хуже, чем в доме, где прошло мое детство, – я чувствую себя так, словно плыву сквозь вязкую, жидкую патоку.
Я иду к школьному секретарю, которая едва ли бросает на меня взгляд и буркает:
– Вверх по лестнице и налево.
– Я знаю, я раньше училась в этой школе, – улыбаюсь я, но это бесполезно: полная седовласая дама уже повернулась к своему компьютеру. Меня от нее отделяет стеклянная перегородка.
Это тоже нововведение – защитное стекло, как в банке, которое спасает персонал от тесного общения с посетителями, хотя эту перемену я могу понять. Обстановка в школе изменилась в сравнении с годами моего детства; теперь принимаются максимально возможные меры безопасности на тот случай, если произойдет самое худшее. Это постоянно напоминает о том, что мир, в котором мы живем, меняется, в лучшую или худшую сторону.
Я иду по лестнице, перепрыгивая через две ступени, и сглатываю тот страх, который поднимается вверх по груди. «Не дури, – говорю сама себе. – Это же смешно. Ты – взрослый человек. Профессионал, а не своенравный подросток, которого вызывают в кабинет директора».
Хотя я никогда не была своенравным подростком; улыбаюсь даже от одной этой мысли. Я поднималась по этой лестнице только, чтобы говорить о других девочках. Тех девочках, которые толкали и пихали меня, дергали за школьную форму и притворялись, что ловят падающих с меня блох, когда проходили мимо. Эта лестница ведет не только к кабинету директора, она также ведет к кабинету школьной медсестры.
Я смотрю на дверь, окрашенную в винный цвет, и собираюсь с силами, делаю глубокий вдох и опускаю ладонь на косяк, чтобы взять себя в руки. Едва ли можно ожидать, что Флоренс Максвелл поверит в мои способности, если я войду к ней в кабинет с багровым лицом на грани нервного срыва. Я считаю от десяти в обратном порядке (кстати, этому меня научила школьная медсестра), и мне становится лучше, когда я дохожу до трех. Стучу в дверь и выталкиваю из сознания образ меня самой, одиннадцатилетней, делающей то же самое.
– Заходите.
Сидящая за письменным столом женщина
– Флоренс Максвелл. А вы, вероятно, Имоджен.
Флоренс Максвелл совершенно не похожа на своего предшественника. Мистер Торн был таким же колючим и ершистым, как предполагает его фамилия [16] , хилым и тщедушным созданием, состоящим из одних тонких линий и острых углов. Я помню, что видела его улыбающимся всего один раз – после того, как команда регбистов победила в финале в последний год моей учебы в школе. В отличие от него мисс Максвелл выглядит точно так же, как я ее помню, когда она вела у нас физкультуру. И еще она сейчас похожа на человека, который случайно оказался за директорским столом и все еще пребывает в растерянности, не понимая, как здесь оказался. Ее светлые, песочного цвета волосы коротко подстрижены, щеки имеют чуть розоватый цвет, словно она только что вернулась с пробежки, и у нее спортивная фигура. Единственное, чего не хватает, так это спортивного костюма. На ней цветастая блузка в черных и красных тонах и простые черные брюки. Эта одежда только усиливает ощущение, что ей не место в этом кабинете. Она никак не показывает, что помнит меня.
16
Слово «thorne» означает «колючее растение, колючка».
– Спасибо, что пришли. Чай, кофе? – Флоренс Максвелл кивает на блестящую кофемашину с обтекаемыми формами.
– Чашечку кофе, пожалуйста.
Похоже, проверку временем выдержали только дверь и большой письменный стол. Стены перекрасили в бледно-желтой и голубой гамме, на всех поверхностях развешаны фотографии Флоренс с другими учителями (я предполагаю, что это другие учителя), а также сертификаты, выданные Бюро стандартизации образования, работы с детьми и навыков, подтверждающие, что школа отвечает всем предъявляемым требованиям. Я нахожу это странным. Как можно гордиться тем, что объявлено эквивалентом пожимания плечами или слову «нормально»? Но, может, «удовлетворительно» означает что-то другое для Бюро стандартизации, не то, что для меня.
Флоренс передает мне чашку с кофе, от которого поднимается пар, и усаживается напротив.
– Теперь, как я предполагаю, пришла пора перейти к делу. О, подождите… У меня здесь где-то все записи.
Она открывает ящик стола и начинает в нем рыться, а я снова задумываюсь, как Флоренс оказалась на должности директора школы. Может, я несправедлива, ведь люди, занимающие руководящие должности, необязательно должны выглядеть суровыми и непреклонным, чтобы успешно работать. Да и школа еще не сгорела, поэтому она, вероятно, что-то делает правильно. Я достаю свой блокнот.
– А, вот она. Простите. – Флоренс кладет на письменный стол тонкую коричневую папку и открывает ее. В ней едва ли можно насчитать дюжину листочков. – Вот. Элли учится у нас уже несколько недель. Ее родители и маленький брат погибли во время пожара, уничтожившего дом, где жила семья. Они даже не проснулись – пожарная сигнализация не сработала, во всем доме не было ни одного исправного датчика дыма. Если б Элли не встала ночью в туалет, то тоже погибла бы. Пожарные услышали, как она кричит из окна на верхнем этаже. Ей удалось его открыть, к тому же она закрывалась занавеской от дыма.
Конец ознакомительного фрагмента.