Приемный ребенок
Шрифт:
Я корчу сочувственную гримасу.
– Значит, у вас так пока ничего и не получается?
– Нет, – морщится она. – Низкий уровень сперматозоидов.
Не знаю, что тут играет роль – то, что я сижу здесь с моей лучшей подругой, как в подростковые годы, или то, как она произнесла эту фразу (будто объявила, что у нее грипп), но я ничего не могу с собой поделать. Фыркаю и мгновенно краснею.
– Боже, Пэмми, прости…
– Можешь смеяться, сучка. – Пэмми улыбается, комкает бумажное кухонное полотенце и бросает в меня. – Ричард очень болезненно относится к тому, что
– Пэм, прости, я не смеялась. Я просто…
– Не извиняйся. – Пэмми смеется. – Мы даже не можем произнести слово «сперма» и не поссориться. Это ужасно. Не уверена, что кто-то из нас сильно хотел детей до того, как мы выяснили, что их, вероятно, у нас не будет. А теперь даже разговоры о чужих детях приводят к скандалу.
Услышав эти слова, я чувствую укол вины – я знаю о том, что растет внутри моего тела, и эта тайна жжет меня. Как я могу отказать Дэну в семье, зная, как люди типа Пэмми и Ричарда стараются завести детей? Я снова и снова повторяла себе, что думаю о ребенке, ведь я по собственному опыту знаю, что это такое – быть нелюбимой и нежеланной. А что, если я буду так же относиться к своему ребенку, как моя мать относилась ко мне? Едва ли идеальным вариантом является ждать и надеяться на лучшее.
– Эй! – Пэмми склоняется вперед и касается моей руки. – С тобой все в порядке? У вас с Дэном все в порядке?
– Да, у нас все нормально. – Я чувствую, как начинаю закипать. Чертовы гормоны. Раньше я никогда не была такой эмоциональной. – Просто… – Я вздыхаю. В свете того, что моя лучшая подруга только что сказала мне, это последнее, что я хочу сообщать ей, но я должна с кем-то поделиться. У меня такое ощущение, будто слова разбухают внутри меня, и я задохнусь, если не дам им вырваться из горла. – Я беременна.
Пэмми с шумом выдыхает.
– Дерьмооо… Ты в порядке?
Ее вопрос срабатывает как триггер, он срывает плотину, и у меня начинают литься слезы, которые я сдерживала весь день после того, как утром сделала тест. Как я могла быть такой дурой? Я в обязательном порядке каждый вечер принимала противозачаточные таблетки, но несколько недель назад подхватила кишечную инфекцию, и неделю после этого не могла просить Дэна использовать дополнительную контрацепцию – как бы это выглядело, раз предполагается, что мы пытаемся зачать ребенка?
– Нет, думаю, что нет, – шепотом отвечаю я.
Пэмми обнимает меня, и я позволяю себе плакать, уткнувшись ей в плечо. Уже охрипнув от рыданий, я откидываюсь назад на спинку стула и вытираю глаза рукавом.
– Прости меня, – говорю я, когда Пэмми встает, чтобы снова включить чайник. – Ты мне только что рассказала, как вы с Ричардом хотите детей, а я тут рыдаю из-за того, что забеременела. Готова поспорить: ты, наверное, жалеешь, что я вернулась после всех этих лет.
– Не дури. – Она заваривает чай и вручает мне чашку. – Он без кофеина, – говорит Пэмми. – Две ложки сахара. У нас у всех свои проблемы. Моя не облегчает твою. Ты уже думала о том, что будешь делать?
– Я выяснила только сегодня утром. Всего несколько недель, не больше. У меня все это время немного кружилась
Пэмми опускает ладонь на мою руку, и я чувствую, как тепло разливается по всему телу. Слава богу, у меня есть она, человек, с которым я могу поговорить. Сегодня с утра после теста я сходила с ума, металась взад и вперед по дому, а Дэн в это время что-то писал на своем ноутбуке наверху, совершенно не представляя, какое изменяющее жизнь событие только что произошло. Я не уверена, что он даже знает, какой сегодня день недели, – он всегда такой, когда пишет первый набросок. Он очень удивился, когда я зашла к нему, чтобы сообщить, что отправляюсь к Пэмми. Уверена: он думал, я на работе.
– Наверное, это глупый вопрос: ты сказала Дэну?
Я смеюсь.
– Ты права: это глупый вопрос. Если б я сказала Дэну, то мы бы не увиделись: он бы замотал меня защитной пупырчатой пленкой. – Делаю глоток чая и корчу гримасу. – У чая без кофеина именно такой вкус? Серьезно? Даже нормального чая нельзя выпить, пока беременна? Чертовому ребенку еще нет десяти недель, а я уже иду на жертвы.
– Это тебе ничего не подсказывает?
– Нет, – твердо заявляю я. – Мне это ни о чем не говорит. Говорит другое. У меня есть новость, которую мой муж ждет больше года, – это то единственное, что сделает любовь моей жизни самым счастливым человеком на свете, но я лучше воткну булавки себе в глаза, чем сообщу ему об этом.
– Но ты же не можешь избавиться от ребенка? Это разобьет ему сердце.
– А он никогда не узнает, – тихо отвечаю я. – Если я решу прервать беременность, Дэн никогда, вообще никогда не должен узнать, что я была беременной. Это разобьет ему сердце, и, думаю, в таком случае нашему браку придет конец.
Чувствую себя ужасно, заявляя ей это, ведь я так открыто говорю об аборте, когда Пэмми так отчаянно хочет ребенка. Но у меня больше никого нет. Это так эгоистично.
– Но если ты будешь ему врать и избавишься от ребенка, ты сможешь с этим жить? Ваш брак выдержит такую тайну?
– Не знаю, – вздыхаю я. – А что будет, если я рожу ребенка, которого не хочу, для того, чтобы порадовать мужа? Это брак выдержит? Кажется, что любой вариант, какой бы я ни выбрала, обречен. По крайней мере, вариант с тайной не испортит жизнь несчастному ребенку.
– Вот в этом и заключается твоя проблема, Имоджен, ты считаешь, что не сможешь быть идеальной матерью. Нет идеальных матерей. Все допускают ошибки, теряют терпение, говорят вещи, которые не имеют в виду, и непреднамеренно портят жизнь детям. А что, если б все вдруг решили, что единственный способ решить эту проблему – вообще не рожать детей? Население вскоре вымерло бы.