Пригласительный билет
Шрифт:
— Что же делать?
— Пунькина.
— Хватит! Хватит веселиться. Думайте. Кого?
— Пунькина.
— Уходите, я один буду думать. Неужели вы серьезно предлагаете кандидатуру этого сухаря?
— Определенно.
— И вы уверены, что он поедет? Ошибаетесь!
— Еще как поедет. Давно рвется в начальники.
— Нет, нет… Там же большой коллектив, полторы тысячи человек.
— Федор Сергеевич, сейчас я такое скажу, что вы согласитесь.
— Не говорите. И слушать не хочу.
Федор Сергеевич украдкой глянул на Бориса Ивановича, па его лукавые глаза и отвернулся,
— Сказать?
— Молчите. Не искушайте меня без нужды.
— А нужда есть. Во-первых, назначение Пунькина на Печору вызовет всеобщий восторг работников нашего управления. Обрадуемся и мы с вами. Хороший, слаженный коллектив укрепит нервную систему, избавится от нудного штатного оратора, святоши, желчного завистника. А дело Пунькин знает. Все-таки десять лет проработал в производственном отделе, этого у — него отнять нельзя. И честный. На общественное добро не зарится.
— Но он же будет руководить людьми.
— Мы десять лет терпели? Пусть теперь они потерпят хотя бы годика три. Назначаем?
— Постойте. А что, если предложить Касимова? Великолепный человек, отличнейший инженер, авторитетен… Из него получится первоклассный директор. Впрочем, я знаю, что вы сейчас скажете.
— Скажу о том, о чем вы сами подумали. Касимов самим нужен.
Оба рассмеялись.
— Неужели придется Пунькина?
Федор Сергеевич энергично потер ладонями виски, тяжко вздохнул и наконец сдался.
— Только прошу вас, Борис Иванович, избавьте меня от разговоров с ним. Вы его назвали, вы и имейте с ним дело.
Назначили Пунькина. Для вида он полторы минуты куражился, отнекивался, затем произнес: «Раз нужно» и всякие прочие слова в этом духе — и согласился. Причем добавил: «Что ж, биография у меня подходящая».
После этих слов Пунькина Борис Иванович залпом выпил полстакана нарзана. И позвонил Федору Сергеевичу.
— Пунькин едет.
— Так я и знал! — огорчился начальник Главного управления. — Самое обидное, что этот… будет считать, будто мы выбрали лучшего из лучших. Смешно?
— Безусловно.
Федор Сергеевич как в воду глядел. Пунькин сказал жене:
— Три часа уговаривали меня. Сам Федор Сергеевич заявил: «Вы самая приемлемая кандидатура. Через два года вернем вас. Обстановка на комбинате тяжелая, вам придется все выправить… Мы на вас надеемся». Пришлось согласиться… Квартира наша, конечно, бронируется.
Через полтора года Пунькина отозвали. После трехкратного выступления областной газеты, которая исчерпала все эпитеты, имеющие отношение к бюрократизму, чванству и самодурству.
И тогда Пунькина назначили… директором более крупною и более благоустроенного комбината на Каме. (Директор камского комбината ушел на пенсию.)
Опять Федор Сергеевич с грустью произнес:
— Думайте, Борис Иванович, кого будем рекомендовать?
— Пунькина.
— После всех его художеств?!
— Пермская область. От комбината до магистральной железной дороги — двести двадцать километров. Ровно столько же до оперного театра и театра музыкальной комедии. Кто поедет? Местного — еще хуже. И, во-вторых, не возвращать же Пунькина в Главное управление! Также
— Очень.
Федор Сергеевич энергично потер виски.
Вторично представляя Пунькина, Борис Иванович, как и в тот раз, писал: «Дело знает, скромен в быту, имеет опыт руководящей работы.
И, главное, все это соответствовало действительности. Вот в чем вопрос.
ЗОЛОТЫЕ ЧАСЫ
К моему соседу по купе подходили определения: импозантный, располагающий. Выше среднего роста, не слишком тучный, подвижной, в отличном костюме, свежей сорочке — этакий деловитый, симпатичный мужчина. Такие обычно предпочитают самолет. Но погода… Пришлось сесть в поезд.
Поведав мне об этом, он аппетитно закусил и наглядно стал томиться. Можно было понять, что его распирает, ему хочется поговорить и, возможно, рассказать о чем-то необычном.
Я увиливал. Делал вид, что мне не до разговоров. Еще до посадки в вагон я вывернул из лацкана эмблему нашего журнала, которая нередко приносит излишние огорчения. Особенно в поезде. Заметив значок — крокодил с вилами, — иной пассажир немедля начинает чугунно острить, полагая, что только так следует вести себя в компании сатирика, юмориста.
Но это еще полбеды, другой подсядет и старательно изматывает тебя, по его мнению, ужасно смешным рассказом жилищно-склочного характера. И никуда не денешься. Поезд. Слушай. Будь учтивым.
В купе нас было двое, за окном моросил дождь. Сосед вертелся, тосковал.
— Не возражаете, если я выключу радио? И так нудно… — сказал он и добродушно, с юмором прошелся по адресу радиовещания. Я поддержал его и… попался. Сосед втянул меня в беседу, пер. нее, заставил слушать себя. Мне стало известно, что он металлург, доктор технических наук, возглавляет управление крупного совнархоза.
Приятно было думать: какое великолепное сочетание — ученый, хозяйственник и ко всему, видно, обходительный человек.
Уважаемый читатель, не пытайтесь угадать, а на деле, мол, оказался совсем иным. Так вы подумали? Естественно, не станет же сатирик, «крокодилец» кого-то восхвалять.
Нет, я не ошибся. Сейчас и вы убедитесь.
* * *
«Вам, безусловно, известно, — начал свой рассказ сосед, — что едва вы очутились на территории санатория, то лишаетесь всех прав и вашим начальством являются все, начиная от санитарки до начальника лечучреждения. Вы обязаны слушать всех, кто делает вам пусть деликатные, но все же замечания, дает вам указания, в том числе «не дышите»… И если ты нарушил «правила поведения», то, как в далекой юности, стараешься не попадаться на глаза медсестре, врачу и тем более самому директору. И вот… Перед самым отъездом мне говорят: