Пригород мира
Шрифт:
Мне хочется, чтобы вы представили себе большой концертный зал, утопающий в приглушенном свете. Выберите подходящее для вас место. Представьте людей, окружающих вас. Вглядитесь в их лица, представьте себе их во всех подробностях, которые только придут вам на ум. Представьте все до мельчайших деталей: выражения лиц, цвет галстуков, искры от осветительных приборов, отражающихся в линзах очков, блеск камней в женских украшениях. Представьте себе, скажем, что все эти люди заворожены каким-нибудь совершенно фантастическим зрелищем, происходящем на сцене, космическим волнением, может быть, немного резким, но больше пластичным и красивым. Пусть это будет что-то яркое, легкое, но в то же
Не спешите, дышите спокойнее. Я хочу, чтобы постепенно вы перестали замечать отдельные слова и целиком погрузились в атмосферу нашего праздничного вечера. Осмотритесь вокруг. Представьте, как люди вглядываются в происходящее на сцене, и, не спеша, взгляните на сцену сами. Вспомните, (я не хочу намекать на какие-то конкретные коллективы) наверняка вы в своей жизни видели что-нибудь подходящее для такого случая. А может быть кто-то из вас сейчас может очутиться и на самой сцене, как когда-то в студенческой юности или в студенческом настоящем, если вы счастливчик, и вам выпало теперь учиться в университете. И если вы вдруг оказались на сцене, вспомните то волнение, которое испытываешь, выходя на затемненную сцену, считая секунды, когда зажжется свет, и музыка возвестит о рождении новой реальности. Я ничего не понимаю в танцах, но то, что демонстрировали на сцене наши студенческие танцевальные группы, порой приводило в восторг.
Но вернемся на наш концерт. Танец проносится по сцене, как верховой пожар по лесу, и вот зал, сраженный духом юности и свежести, взрывается бурей оваций, зрители аплодируют, кричат «браво», кое-кто, наверное, даже свистит, не будем оставлять и их в стороне. Представьте, например, как несколько человек стараются пробиться к сцене, чтобы подарить кому-нибудь букеты, или как оператор скользит объективом по зрителям. Зал долго не дает девушкам уйти, заставляя их снова и снова отвешивать поклоны, смущая их и, вместе с тем, продляя радостный момент. Но вот, занавес опускается, гул в зале постепенно стихает, световые пушки направляют на выходящую пару.
– Итак, поприветствуем еще раз наших ребят! – Обращается к залу ведущий. – Поддержим наши таланты!
Зал снова начинает неистово аплодировать. Ведущий тихим жестом призывает публику к порядку:
– Что же, Светлана, – обращается он к своей спутнице, одетой в длинное вечернее платье, – будем вручать номинацию?
– Конечно, Михаил. Вот только один момент меня несколько смущает. Ребят так много, а номинация только одна.
– О, я вас понимаю, Света, но… – Михаил выдерживает короткую паузу. – Но с превеликой радостью приглашаю на эту сцену главного хореографа, заслуженного тренера, мастера спорта международного класса (ну, просто, для примера), встречайте, – ведущий повышает тон. – Волкова Екатерина!
На сцену выходит молодая женщина. Михаил осторожно целует ей руку и отдает микрофон.
– Здравствуйте, дамы и господа, – начинает Екатерина, – мы очень рады, что нас так тепло встретили. Хочу поблагодарить всех собравшихся и всех, кто организовал это выступление. Ваша поддержка для нас несказанно важна, особенно перед будущим концертом в Польше, где наш коллектив выступит через две недели в рамках европейского турне. Еще раз спасибо. – Она отдает микрофон Михаилу и уходит под небольшую овацию.
– Спасибо вам, Екатерина. – С улыбкой говорит Михаил. – А мы продолжаем. Светлана, кого будем награждать дальше?
Не торопитесь. Помните: мы никуда не спешим.
Светлана спешно открывает небольшую черную папку:
– Следующая номинация вручается еще малоизвестному, но, бесспорно, талантливому писателю, лауреату всероссийского студенческого литературного конкурса, финалисту европейского конкурса молодых писателей «Проба пера», проходившего полгода назад (опять же, только ради примера) в Санкт-Петербурге, аспиранту философского факультета, Павлу! Итак, просим любить и жаловать!
А теперь представьте, что на сцену выходит невысокий молодой человек. Он одет в черный парадный костюм, ничем не примечательный для такого вечера, однако на фоне остальных участников все же выглядит несколько небрежно. Весь его внешний вид (по его мнению) должен выдавать в нем человека глубокомысленного, идейного, презирающего мелочи ради высоты мысли.
– Пару слов? – обращается к Павлу Михаил, тот еле заметно кивает и берет микрофон.
Представьте, будто зрители, недоверчиво перешептываясь, соображают, как реагировать на этого забавного человека. Постепенно зал наполняется сосредоточенной тишиной с примесью легкой нервозности. Никто не знает, что в следующую секунду скажет этот человек, и как он себя поведет. Да и что тут можно сказать? Или даже так, а чем бы вы ответили на немой вопрос зала на его месте? Смешно, но в нашей повседневной суете, пропитанной сверху донизу различными спектаклями и шоу, любой писатель, пытающийся заглянуть человеку в душу, выглядит нелепо.
Но именно этой встречи Павел искал каждый день. Может быть, не такой конкретно, но все эти рассуждения о номинациях нужны были лишь для того, чтобы слову его придать больший вес. Он каждый день искал те самые слова, которыми можно было бы остановить привычный бег действительности. И каждый раз ему хотелось извиняться, что он только захотел обратить на себя внимание, то есть отнять у людей время. Время многомерно в человеческой душе, оно имеет объем. Вот обратились вы на минуту к аудитории в двести человек, и говорили-то самую малость, а отняли целых двести минут. А какой вообще должна быть речь, чтобы одна ее минута стоила двухсот минут жизни?
И где искать те самые слова, какими уместно было бы нарушить такую неловкую паузу? Ответ, впрочем, всегда казался мне очевидным, – настоящее в известной степени всегда неопределенно, определенностью похвастаться может только прошлое. Знаете, почему русский человек всем теоретикам предпочтет бывалого? Бывалый за одну свою жизнь прошел и прожил уже несколько жизней, он в этом смысле гораздо больше «знает», тем более, что «знает» на собственной шкуре, выучен горьким опытом. Эти его «знания», по словам Ницше, собственной кровью написаны. Именно поэтому я всякий раз и обращал взор Павла в прошлое, туда, на твердую землю.