Пригоршня скорпионов, или Смерть в Бреслау

Краевский Марек

– Ошибаешься, Маас. У нас с Анвальдтом очень много общего с езидами, а если уж конкретно, то после того, что мы пережили, мы верим в силу фатума. – Мок открыл окно и всматривался в огромную неоновую рекламу сигарет «Кэмел». – А ты, Маас, веришь в предопределение?

– Нет… – Маас рассмеялся, демонстрируя белоснежные зубы. – Я верю в случайность. Это

благодаря ей моя ученица познакомила меня с Эркином, и благодаря все той же случайности я раскрыл, Анвальдт, твое происхождение…

– И опять ты ошибаешься, Маас. – Мок удобно уселся в кресле и раскрыл папку. – Сейчас я докажу тебе, что фатум вовсе не выдумка. Помнишь два последних пророчества Фридлендера? Первое из них в твоем переводе звучало так: arar –«разрушение», chawura– «рана», makak– «гноиться», afar– «развалины», schamajim– «небо». Это пророчество относилось ко мне. Makak– это всего-навсего моя фамилия, Мок. Пророчество исполнилось. Погиб капитан абвера, родился офицер тайной коммунистической полиции штази майор Эберхард Мок. Другое лицо, другой человек, та же фамилия. Предназначение… А теперь, Маас, взгляни на второе пророчество. Оно звучит: jeladim– «дети», akkrabbim– «скорпионы», amok– «белый», chol –«песок» или chul– «вертеться, падать». Я предполагал, что пророчество это относится к Анвальдту (jeladimпо звучанию похоже на «Анвальдт»). И оно почти что исполнилось. В психиатрической больнице появился майор штази, огромный узбек, с карманами, полными скорпионов, чтобы свершить тайную миссию. Анвальдт должен был погибнуть среди белых стен (amok– белый), в комнате, в окнах которой

стоят решетки (sewacha– решетка), с животом, наполненным вертящимися скорпионами (chul –вертеться). Однако я иначе интерпретировал это пророчество и изменил предопределение. Языковую экспертизу произвел Анвальдт, который за годы, проведенные в лечебнице, стал очень неплохим знатоком семитских языков. И узбек остался вместе со своими пустынными братьями в дрезденской лечебнице… – Мок медленно расхаживал по комнате, гордо выпятив грудь. – А теперь взгляни, Маас. Я и есть предопределение, судьба. И твоя тоже. Хочешь узнать мое истолкование последнего пророчества? Ну так слушай: amok– это «Маас», ну а дальше jeladim –«дети», akrabbim –«скорпионы», chul– «падать». «Дети», «скорпионы», «падать» – вот предсказание твоей смерти. – Мок стоял посреди комнаты, вознеся руки над головой. Застыв в этой позе языческого жреца, он торжественным голосом возвестил: – Я, Эберхард Мок, неумолимый фатум, я, Эберхард Мок, надвигающаяся смерть, вопрошаю тебя, сын мой, что предпочитаешь ты: упасть на улицу с этого этажа или умереть от укусов этих маленьких скорпионов, еще детей, скорпионьих детей, но уже несущих в своих жалах смертоносный яд?

Мок сделал отчетливое ударение на словах «упасть» и «скорпионьих детей». Маас не понял, о каких скорпионах идет речь, но Анвальдт раскрыл небольшой медицинский ящик. Маленькие черные скорпиончики шевелили клешнями и изгибали хвосты, пытаясь выбраться из ящика. В ушах звучал давно не слышанный им немецкий язык. Шелестел и вздрагивал глагол ausfallen– «упасть». Он двинулся к открытому окну. В темноте ночи неоновый курильщик на рекламе затягивался и ритмично пускал кольцо за кольцом.