Пригоршня скорпионов
Шрифт:
Он продолжил было, но вдруг замолчал и расплакался, как ребенок. Его измученное и жалкое лицо сморщилось в гримасе плача. Мок открыл дверь в коридор и выглянул. Внизу между столиками скандалил пьяный клиент. Мок захлопнул дверь, прошел к окну и широко распахнул его. Сад истекал жарким ароматом лип. За стеной исходила стонами какая-то вакханка.
— Не преувеличивай, Анвальдт. — Мок чуть было не сказал «не реви, ты же мужчина», но вовремя спохватился. Он был зол, и это чувствовалось по тому, как он шумно сопел. — Не преувеличивай, тебе нужно лишь поберечься, пока мы не схватим Эркина. Ну а тогда проклятие не исполнится.
Глаза у молодого человека уже высохли. Он избегал взгляда Мока, нервно
— Не стыдись, Герберт. — Мок прекрасно понимал его состояние. — Кто знает, может, наши неврозы спровоцированы тем, что мы сдерживаем слезы? Вот герои Гомера, например, плакали, да и еще какими обильными слезами.
— А вы… иногда плачете? — Анвальдт с надеждой взглянул на Мока.
— Нет, — солгал тот.
Анвальдта вдруг понесло. Он вскочил и закричал:
— Ну да, вам-то с чего плакать? Вы ведь не воспитывались в приюте… Никто, когда вы не могли проглотить шпинат, не велел вам жрать то, что вы выплюнули! У вас не было матери-шлюхи и отца — сраного прусского аристократа, который единственно что сделал для своего ребенка — это поместил его в католический приют и заплатил за учебу в классической гимназии! Вы не просыпались с чувством радости, что пережили еще один день, потому что никто вчера не проткнул вам барабанную перепонку и не натолкал вам в рот тараканов или другой мерзости! Да послушайте, вы! Они ждали семь веков, когда родятся мальчик и девочка… И вы думаете, они упустят такой случай? В этот момент на их одержимого шамана нисходит откровение… Божество приближается…
Мок не слушал. Он лихорадочно обшаривал свою память, подобно человеку, который на чопорном официальном приеме не в силах вынести тишины и пытается припомнить какую-нибудь шутку, анекдот, каламбур… Анвальдт кричал. Кто-то стучал в дверь. Анвальдт орал во все горло. Стук стал громче. За стеной раздавались притворные стоны, и звуки их разносились по всему саду. У Анвальдта началась истерика. В дверь уже колотили кулаком.
Мок встал, размахнулся, и его некрупная ладонь отскочила от щеки заходящегося в крике ассистента. Тишина. Никто больше не колотил в дверь, менада в соседнем кабинете собирала с пола разбросанные вещи. Анвальдт замер, Мок нашел во мраке потерянную мысль. В голове звучал его собственный голос: «Не преувеличивай; тебе нужно лишь поберечься, пока мы не схватим Эркина. И тогда проклятие не исполнится… не исполнится… не исполнится…»
Он стоял чуть ли не вплотную к Анвальдту и смотрел ему прямо в глаза:
— Послушай-ка, Герберт. Доктор Гартнер написал, что месть не может считаться местью, если она не будет совершена точно при таких же условиях, что и преступление. Ты посмотри, езиды ждали несколько веков, чтобы в роду фон дер Мальтенов родились сын и дочка… А ведь в этом роду уже были разнополые дети. Тетушка Оливера фон дер Мальтена и его отец Рупперт. Почему же езиды тогда их не убили, не изнасиловали и не засунули им во внутренности скорпионов? Гартнер полагает: оттого что они не могли исполнить месть в закрытом от внешнего мира монастыре. — Мок прикрыл глаза и почувствовал отвращение к себе. — Я так не думаю. Знаешь почему? Потому что уже не было в живых их отца. Эти близнецы родились после смерти своего отца, который погиб под Садовой. [40] Я это точно знаю. Оливер фон дер Мальтен в университете рассказывал мне о своем героическом деде. Потому то проклятие и не исполнилось… Так что если бы фон дер Мальтен погиб…
40
Садова — город
Анвальдт подошел к столу, схватил бутылку и стал пить прямо из горлышка. Мок смотрел, как вино льется у него по подбородку на рубашку. Анвальдт выпил бутылку до дна. Спрятав лицо в ладони, он просипел:
— Ладно, я сделаю это. Я убью барона.
Мок задыхался от отвращения к себе.
— Ты не можешь этого сделать. Он ведь твой отец.
Между пальцами сверкнули глаза Анвальдта.
— Нет. Мой отец — вы.
Черный «адлер» остановился перед особняком фон дер Мальтенов. Человек, вылезший из него, нетвердым шагом направился к воротам. Ночную тишину разорвал громкий звонок. «Адлер» сорвался с места и помчался по улице. Мужчина, сидевший за рулем, взглянул в зеркало заднего вида и несколько секунд рассматривал себя.
— Ты — последний негодяй, — обратился он к своему усталому отражению. — Ты толкнул его на преступление. Он стал орудием в твоих руках. Орудием, которым ты уничтожил последнего свидетеля твоего масонского прошлого.
Барон Оливер фон дер Мальтен стоял на пороге огромного холла. Выглядел он так, будто еще не ложился. Он кутался в вишневого цвета шлафрок и сурово смотрел на покачивающегося Анвальдта.
— Что вы себе воображаете, молодой человек? Что это полицейский участок, ночлежка для пьяных?
Анвальдт усмехнулся и — чтобы как-то скрыть некоторую невнятность речи — как можно тише произнес:
— Господин барон, у меня для вас новая важная информация…
Хозяин вошел в холл и дал знак Анвальдту сделать то же самое, после чего отослал заспанного слугу. Просторное, обшитое деревянными панелями помещение было увешано портретами фон дер Мальтенов. Анвальдт не увидел в их лицах суровости и достоинства, скорей хитрость и надменность. Он тщетно озирался в поисках стула. Барон словно не замечал этого.
— И что же нового вы хотите сообщить мне об этом деле? Я обедал сегодня с советником Моком, так что в курсе последней информации. Что такого особенного могло произойти вечером?
Анвальдт закурил и за неимением пепельницы стряхнул пепел на натертый пол.
— Значит, советник Мок рассказал господину барону про месть езидов. А он не забыл упомянуть, что месть не довершена?
— Да. «Ошибка сумасшедшего шамана», — процитировал барон Гартнера. — И все же как прикажете вас понимать, молодой человек? Вы заявляетесь ко мне пьяный в три часа ночи, чтобы выспрашивать меня о разговоре с Моком?
Анвальдт внимательнее присмотрелся к барону и заметил некую небрежность в его туалете: расстегнутую пуговицу рубашки, тесемки кальсон, выглядывающие из-под шлафрока. Он рассмеялся и некоторое время стоял, странно наклонившись. Он представил себе: пожилой господин сидит на унитазе и тужится, кряхтит, а тут является пьяный сынок и наводит шухер в благородном доме. Губы Анвальдта еще кривились в гримасе смеха, а он уже выбрасывал из себя раскаленные от гнева слова:
— Дражайший папенька, мы оба знаем, что откровения дервиша чертовски точно соответствуют семейным реалиям. Естественно, неофициальным. Бог езидов в конце концов впал в нетерпение и признал бастарда законным потомком. С другой стороны, как так вышло, что в этом рыцарском роду ни один воитель не обрюхатил пленницу, ни один помещик не завалил на стогу сена полнотелую поселянку? Неужто они были так воздержанны и верны супружеским обетам? Даже мой дражайший папенька, который заделал меня до вступления в законный брак?