Пригоршня вечности (Страж, Ралион 1)
Шрифт:
— Согласен, — ответил он после долгой паузы, и трое зааплодировали.
— Мы будем наблюдать, — произнес улыбающийся, и небо вновь стало дневным, а воздух — прохладным.
Нламинер чувствовал, что засыпает. Падая куда-то в вязкую теплую пропасть, он слышал над собой голоса, что могли бы принадлежать богам. Неимоверная мощь чувствовалась в каждом звуке.
— …говорил, что их было двое…
— …пусть останется, если захочет…
— …действительно самый первый…
В этот или другой момент где-то вдали от него случилось два события.
Рисса проснулась и
Нлоруан с криком проснулся, сбрасывая с себя покрывало и хватаясь за оружие. Впервые за бессчетное количество ночей он увидел сон. Кошмарный сон. Такой, который никогда никому не рассказывают, чтобы видения постепенно забылись и рассеялись. Впрочем, когда на его крик снаружи в дверь его номера вежливо постучали, он вернул себе самообладание и предложил стучавшему убраться туда, откуда еще никто и никогда не возвращался.
Он очнулся все там же. Он лежал ничком в густой траве, в очень неудобной позе, и шея страшно затекла.
Поднимаясь, он ушибся головой о дерево и чертыхнулся. Потирая затылок, повернулся кругом и встретил все тот же неизменный мир. Холмы, деревья и все прочее. Он вспомнил странную троицу и поморщился. Разыграли? Он по-прежнему не помнил ничего, кроме своего раннего детства и бесконечности Лугов. Что теперь?
Подняв глаза, он увидел две полосы, небрежно проведенные краской по коре дерева. Черная и белая. На их стыке краски слегка смешались, и тончайшие струйки серого всех оттенков разделяли два цвета. Краска еще не высохла — она блестела на солнце и источала густой хвойный запах.
Нламинер вгляделся в нарисованные полосы и поднял ладонь ко лбу. Туман в сознании заклубился и начал стремительно таять. Память наваливалась так быстро, что он обхватил дерево руками и прислонился к нему.
Прошлое возвращалось.
…Обмакнув кисть в белую краску, Инлеир провел по деревянному щиту белую полосу. Другой кистью он провел черную — так, чтобы края полос соприкоснулись.
— Ты видишь черное и белое, — сказал он Нламинеру, и тот кивнул. — Детский взгляд на мир. Правильное и неправильное. Доброе и злое, созидательное и разрушительное… и так далее.
Теперь вглядись, — указал он, и Нламинер придвинулся ближе. — Видишь ли ты четкую грань между черным и белым? Так, чтобы можно было сказать: «Вот место, где начинается чисто белое»?
Нламинер покачал головой и улыбнулся.
— Это знание — одно из самых очевидных, но и наиболее труднопостигаемых. — Инлеир поднял указательный палец. — Истина в том, что всегда существует граница. Никогда не бывает противостояния двух сил. Всегда есть третья — иногда плохо различимая, иногда отлично заметная — она есть всегда. Без нее весь мир был бы вечной ареной, вечным полем боя, безо всякого затишья.
Граница эта, — продолжал маг, — присутствует во всех аспектах существования.
— Где-то посередине, — предположил Нламинер.
— Верно. Все зависит от употребления. А теперь скажи, часто ли ты слышал легенды о могущественных злобных магах, которые развили свою мощь до такой степени, что сами законы мироздания бессильны перед ними и кажется, что обрести власть надо всем сущим для них — легкая задача?
— Конечно, — Глаза Нламинера загорелись. — И книги читал, и немало представлений в килиане видел…
— Как, по-твоему, возможно ли такое? Нламинер подумал несколько секунд и молча пожал плечами.
— Трудный вопрос, согласен. Теоретически это возможно. Черная полоса в этом случае — это то состояние, когда мощность мыслящего существа такова, что оно в состоянии манипулировать законами реальности, в которой обитает. Белая — это наш уровень, уровень существ принципиально ограниченных, неспособных бросить вызов всему остальному миру.
— Граница в этом случае, — маг подошел к окну и говорил, не глядя на ученика, — весьма своеобразна, и единого мнения среди магов нет. Наиболее общая точка зрения такова. Когда существо приобретает способности, превосходящие те, которые записаны в его нити жизни, — некоторые называют это кармой, но разница все же есть, — то законы воплощения начинают подавлять такое существо, чтобы не нарушать равновесия его и окружающего мира.
— Равновесия? — подал голос Нламинер. — Как же, слышал. Ходил однажды проповедник и говорил, что все в мироздании предопределено и уравновешено и что задача каждого — медитацией понять, как надо поступать, чтобы не нарушить текущее положение вещей. Представляю себе картину — все сидят и медитируют, а вселенная тем временем живет сама по себе…
— Занятно. — Инлеир улыбнулся. — Впрочем, проповедников нынче много, так что не стоит слишком уж верить их словам. Вообще, слова лучше всегда подвергать сомнению — мои, кстати, тоже. Так вот, завершая эту тему. Мы вольны упражняться в наших магических искусствах как угодно, в рамках ограничений, что накладывает на нас образ жизни, общество, вера — неважно, какой культ ты исповедуешь и исповедуешь ли вообще. Как только маг попытается переступить ту грань, в рамках которой он не нарушает равновесие своей нити жизни, сернхе, вмешиваются иные силы, что неподвластны ни смертным, ни богам и противодействуют попыткам стать чрезмерно могущественным.
— И нельзя обмануть эти силы?
— Кто знает! Однако ни одно смертное существо на памяти Ралиона не смогло установить сколь-нибудь полный контроль над всем миром, хотя некоторые были весьма близки к этому. Замечу, однако, что все такие личности либо сходят с ума, либо неожиданно изменяются духовно и отказываются от власти. Что-то ломает их решимость в той или иной форме. Разумеется, ни из чего не следует, что эти силы нельзя обойти. Если хорошенько захотеть, то можно постараться. Вопрос только — зачем?