Приговор без суда
Шрифт:
Когда Клавдия положила трубку, Ирина и Игорь уже поняли — отдыхать им не придется.
ГЛАВА 2
Опергруппа и эксперты уже были на месте. Камеру очистили от заключенных, и посреди пустых коек, разбросанного барахла, посуды, книг и мятых газет труп Дюкова выглядел особенно страшно.
У него было перерезано горло. И не просто перерезано — голова только чудом не отделялась от тела, настолько глубокой была рана.
Кровь
— Его под шконкой нашли, — пояснил оперативник. — Выволокли за ноги, да уже поздно было.
— Ясно, — сказала Клавдия. — Обыск делали?
— Само собой.
— Ничего?
— Ничего.
— Чем же его так? Это же какой нож должен быть…
— Не нашли ножа.
— Где его сокамерники?
— По боксам рассовали, допрашиваем.
— И что?
— Пока ничего.
Клавдия еще для порядка послушала медэксперта, но тот пока ничего толком сказать не мог, кроме того, что и так было видно.
— Ну? — сказал Игорь. — Я тоже пойду на допросы?
— Сходи, Игорек, сходи. А мы с Иришей поговорим с Сапожниковым.
— Это кто?
— Это как раз дружок Дюкова. Он тоже здесь.
Клавдия обернулась к дежурному контролеру и попросила привести Сапожникова в комнату допросов.
— Поворотик, — сказала Ирина. — И это все из-за убийства актера? Он что, богач?
— Нищий.
— Связи?
— Скорее всего.
— Что-то не так? — посмотрела на Клавдию Калашникова.
— Да есть кое-что. Понимаешь, меня Малютов вызвал, дело дал, да так, понимаешь, строго, железно. Я начинаю читать — пустяк. И чего, думаю, он так напрягается? А вдруг выходит — не зря. Не мог же он знать.
— Ну, у него, видно, свои резоны.
— Ерунда, Ириша, нет у него никаких резонов. Он не сыщик, он чиновник, никогда следовательской работой не занимался. Какие еще резоны?
— А вы спросите.
— Обязательно.
Сапожников оказался большим, одутловатым, седым человеком с громкой одышкой. Он послушно сел на табурет и сказал:
— А я вас знаю.
— Меня? — удивилась Клавдия.
— Вас. Вы к нам в ЖЭК приходили читать лекцию о правопорядке. Давно это уже было, а я вот помню.
— Значит, плохо помните или я плохо читала, если мы с вами, Николай Андреевич, здесь встретились во второй раз.
— Да уж, попал, — виновато пожал плечами Сапожников.
— Сознаете? — чуть улыбнулась Клавдия. Почему-то к этому человеку она не испытывала ни неприязни, ни тем более ненависти.
— Сознаю. Виноват.
— Так и расскажите все, облегчите душу.
— А как же адвокат? — простецки спросил Сапожников.
— А вам нужен адвокат? —
— Не знаю, положено, говорят.
— Положено, конечно, положено. Будет у вас адвокат, если вы преступник. А вдруг вы не преступник?
— Я не преступник, — сказал Сапожников охотно.
— Вот! Зачем же вам адвокат? Просто расскажите, как вы познакомили Дюкова с Федоровым.
— А это преступление?
— Зависит от обстоятельств, — туманно ответила Клавдия.
— Не-е, — протянул Сапожников, — это не преступление. Это так, по дружбе.
— Тем более. Итак?
— Мы поехали на картошку, а там ребята с параллельного курса. Знаете, всех на картошку гоняли. Нас повезли под Рузу. Места — чудные. Бывали? Там еще дом отдыха актеров и композиторов, так мы там…
— Погодите, — остановила Клавдия. — Это когда было?
— В… дай бог памяти, в семьдесят восьмом году. Да. Точно, я в семьдесят восьмом поступил.
— То есть, вы познакомили Дюкова и Федорова двадцать лет назад? — спросила Клавдия.
— Ну да. Когда в «железке» учились.
— Где?
— В железнодорожном институте.
— И Федоров учился?
— Вадик? Учился.
— И Дюков учился?
— И Дюков.
Клавдия откинулась на спинку стула и сложила руки на груди.
— А как хорошо начали, Николай Андреевич, — укоризненно произнесла она. — Виноват, дескать, но не преступник. Я уж было вам поверила.
— А что? — еще громче задышал Сапожников. — Я правду говорю.
— Нет, не правду. Дюков в институте не учился.
Сапожников так и остался с открытым ртом.
— Как это? — сказал он. — Как не учился? Учился. Можете проверить. Мы вместе поступали.
— Проверим, — кивнула Клавдия. — А вы продолжайте.
— А чего продолжать? Вы спросили, я ответил.
«Действительно, — подумала Клавдия, — чего я от него хочу?»
— А чем сейчас занимается Федоров? — вставила Ирина.
— Вадька? Вадька кинорежиссер.
— Это что, у вас в «железке», как вы выразились, он на факультете кинорежиссуры учился? — иронично поинтересовалась Калашникова.
— Так он бросил потом, в «кулек» ушел.
— «Кулек» — институт культуры? — перевела Клавдия.
— Да.
— И там уже стал режиссером?
— Нет. Он потом кооператором стал, джинсы варил, а потом стал кино снимать.
— А, ну тогда понятно, — сказала Клавдия. — И что же он снял?
— Да вы не видели, — погрустнел Сапожников. — Разве теперь кто-нибудь смотрит российское кино? Один Михалков и остался. Подмял под себя всех. Он и в Канны, он и Оскара. В Каннах провалился…