Приговор олигарху
Шрифт:
Если еще учесть, что Леоныч разрешал пацанам и курить тайком у себя в подвале, можно понять, насколько он был для них своим человеком.
«Человеку нельзя ничего запрещать, – любил повторять Леоныч. – Хочешь курить? Кури! О том, что курильщик на дистанции сдохнет, дыхание раньше всех собьет, ты и сам знаешь. Поэтому – выбирай сам. А сигарет, добра этого, мне не жалко…»
– Николай Леонович? – переспросила вахтерша Константина. – Это Петров, что ли? Здесь, где ж ему еще быть?! В подвале у себя. Как пройти-то,
– Знаю, знаю! – отмахнулся Константин.
Он прекрасно помнил лестницу, по которой нужно было спускаться в подвал, но удивился тому, какая она стала маленькая и узкая.
Прежде она казалась ему широкой и огромной. Да и подвальные коридоры вдоль бортов бассейна оказались настолько узкими, что в них едва можно было повернуться, не задев стены плечами. А ведь раньше он с пацанами носился по ним бегом.
Леоныч сидел в своей каморке, которая тоже стала меньше и теперь вполне оправдывала свое название, вызывавшее в детстве недоумение.
Он сильно постарел. Возраст и теперь определить было трудно, но если раньше это был пожилой человек, то теперь его можно было назвать стариком. Впрочем, еще крепким и жилистым.
Он сидел и смотрел через раскрытую дверь каморки в окно в борту бассейна, залитое переливающимся сине-зеленым цветом. По всей видимости, кто-то тренировался, и освещение постоянно менялось, создавая игру света в толще воды.
– Здравствуй, Леоныч! – сказал Константин. – Я рад, что ты жив! За эти годы многое изменилось, и не сказать, чтобы в лучшую сторону. А ты… Каким был, таким и остался. Только седой стал совсем.
Леоныч посмотрел на гостя взглядом уставшего от жизни человека. Его помнили тысячи мальчишек, прошедших за эти годы через «Олимпиец», он не помнил ни одного из них. Он просто научился отличать хорошего человека от плохого, независимо от его возраста.
Сейчас он видел перед собой взрослого мужчину, который в душе остался тем же пацаном, который приезжал сюда на тренировки – решительным максималистом, готовым отстаивать свою правоту до последнего, в драке так в драке. Мальчишку, так и не разобравшегося в своей жизни.
– Тебя как зовут? – спросил Леоныч старческим надтреснутым голосом, и Константин только теперь понял, насколько тот сдал.
– Костя, – произнес Константин и вдруг почувствовал себя опять пацаном, который впервые спустился в этот подвал, чтобы посмотреть своими глазами на «царство» Леоныча, потрогать руками хитрые механизмы, которыми он командует. – Костя Панфилов.
– Проходи, Костя Панфилов, – сказал Леоныч, показывая рукой на стул рядом с собой. – Рассказывай, что заставило тебя вспомнить о старом Леоныче?
– Вспомнил, как ты говорил, что каждый сам свою жизнь выбирает, – ответил Константин. – Вот и подумал, почему же я себе такую жизнь выбрал? Неужели я так хотел жизнь прожить?
Леоныч не спросил его – как? Он только
– Жизнь, Костя, она тоже выбирает, – сказал он. – Тех, кто понаглее, наверх выбрасывает, на гребень, в пену. А тех, кто не хочет под нее подстраиваться, вот вроде тебя, утопить норовит, ко дну тянет, о дно бьет, по камням волочит.
Он вздохнул.
– Вот и получается, что выбор у нас с тобой небольшой, – продолжил Леоныч. – Не наша это река. Отравили ее, загадили. И воду в ней не поменяешь, как в бассейне. Насоса такого нет… Терпи, Костя. Отлив будет, они на отмели останутся. А ты плавать выучился, тебя на берег не выбросит. Ты человек легкий, свободный. Тебе утонуть не суждено.
Константин озадаченно покрутил головой.
– Заждался я отлива-то, – сказал он. – Уж сколько меня по дну волочит, а пена наверху все не оседает. Может быть, она вечная?.. Я сегодня одному встречу назначил, – спохватился Константин. – Опасная сволочь. Человека раздавить – ему раз плюнуть. Вот я и подумал, что стены здесь свои, раз в них Леоныч еще жив – помогут. Такой вот я сегодня выбор сделал.
– Ты выбор сделал, тебе и расхлебывать, – кивнул Леоныч. – От меня ты что хочешь?
– Твой черный халат, – быстро сказал Константин. – И ключи от подвала с электроустановкой. Больше ничего мне не нужно. А сам домой иди, я вместо тебя сегодня вечером подежурю.
Леоныч внимательно посмотрел Панфилову в глаза, но ничего больше не спросил и не сказал.
Он выдвинул ящик стола, достал связку ключей, положил на стол.
– Халат на вешалке, – сказал он и медленно вышел из своей каморки.
В дверях он задержался и, обернувшись, добавил:
– Лишнего на себя не бери. Потом тяжело будет.
Минуты через три неподвижно сидящий Константин услышал, как хлопнула дверь.
«Теперь добро пожаловать, Глеб Абрамович!» – произнес мысленно Константин и начал переодеваться.
Нужно было подготовиться к встрече.
Глава 4
Машина Белоцерковского выехала на проспект Маршала Жукова, когда ему позвонил Андрэ и доложил, что все в порядке.
– Все под контролем, – уверенно сказал он. – На объекте, кроме персонала, никого нет. Все подходы под наблюдением. Мышь не проскочит. Мы его засечем, как только он сделает шаг в сторону бассейна.
«Смазливый малый, – подумал Белоцерковский. – Но хвалиться любит, это что-то ужасное… Под контролем у него все! Вот когда ты мне покажешь труп этого Панфилова, тогда я поверю, что он у тебя под контролем».
На Хорошевском мосту он сам набрал номер сотового телефона Шульгина.
– Я еду! – сообщил он. – Проверь воду, чтобы чистая была, я хочу поплавать. Сам залезь и проверь! Понял меня?