Приговоренные к приключениям
Шрифт:
— Эпитафии не будет, — сказал я крышке бака, послушно лязгнувшей под моими руками в перчатках. Потом я посмотрел на свои ладони. Пальцы не дрожали.
Фараон открыл мне дверь почти мгновенно, как будто все это время стоял там и прислушивался.
— Быстро ты, — одобрительно проворчал он. — Все нашел?
— Ага, — отозвался я. — Если знаешь, где искать, то зря времени не тратишь.
— И что теперь?
— Теперь?
Я зашел на кухню и выгрузил фугу и специи из рюкзака. Посмотрел на разделочный стол и плиту.
— Теперь я буду готовить, а ты, если хочешь, смотри, но только тихо. Тут под руку говорить опасно.
— Что? — не понял Фараон.
— Не берите в голову, коллега, это просто цитата. В общем, мне понадобится предельная скорость и сосредоточенность. Настоящее фугу-дзюцу для самураев!
Взмах. Еще взмах. Надрезать вокруг рта. Чешую долой. Теперь глаза и позвоночник. Некоторые удаляют голову целиком, но я предпочитаю оставить, просто надо вытащить мозги, а чтобы это сделать, нужна верная рука. Теперь внутренности… очень аккуратно, очень точно. Печень рыбы-собаки — это настоящий склад яда. Так. Сделано. Аккуратно убрать шкурку. Разделываем на филе. Теперь режем так, чтобы кусочки просвечивали насквозь, как лепестки… Осталось промыть, и еще раз, и еще.
Сейчас ресторанный повар должен красиво разложить тонюсенькие ломтики на тарелке и подать гостям вместе с особым соусом. Но мы этого делать не будем. Точнее, будем, но только с одной порцией. А вот для второй мне понадобятся ядовитая печень и перчатки, потому что в ход вступает тот самый старинный рецепт. Печень и еще кое-что из большой пластиковой банки от Миуры.
Когда я оторвался от фугу, обработал ножи горячим паром, упаковал ядовитые остатки и как следует вымыл стол, уже темнело. Фараон сидел у окна, задумчиво опираясь щекой на кулак и зверски зевал.
— Готово? — встрепенулся он, хлопая покрасневшими глазами.
— Само собой! — с энтузиазмом, от которого даже актер провинциального театра упал бы в обморок, вскричал я, одновременно глазами показывая ему вокруг, на потолок и стены, и страшно ими вращая. — Да я ничего вкуснее в жизни не готовил! Это шедевр, я тебе клянусь! Ты просто пальчики оближешь, или даже проглотишь!
Трехногий стул в углу негодующе скрипнул, или мне просто показалось. Но я продолжал:
— Тащи-ка бутылочку саке, которую я принес! Только не надо подогревать, ладно? Это настоящий божественный напиток, а не какой-нибудь скверный самогон! Без саке ты не прочувствуешь всего восторга, который я тебе приготовил!
Стул скрипнул еще раз, теперь издевательски, и я коротко пнул по одной из ножек. Палец ушиб, между прочим. Зато зачарованная мебель обиженно замолчала. Продолжая бурно восторгаться в пространство и воздевать руки к небу, я разложил ломтики фугу на две тарелки. В середине первой поставил чашечку с традиционным уксусным соусом понзу.
А вот со второй пришлось повозиться. К счастью, в Фараоне вдруг тоже проснулся актерский талант, куда более убедительный, чем у меня. Ахая и охая, демонстративно пуская слюни над первой тарелкой, он унес ее в зал, поставил на стол и занялся сервировкой: безупречно белые салфетки, серебряные палочки для еды, бутылка охлажденного саке (я не поскупился и заплатил Миуре бешеные деньги за бутылку отменного «Дзюммай Дайгиндзё», которого не постыдились бы даже при дворе императора). Само собой — редька дайкон, мелко нарезанный лук и красный перец на столе оказались тоже. Все честь по чести.
Я тщательно вымыл руки, снял фартук и торжественно прихорошился. Не переставая болтать. Улучив момент, мой валлийский приятель, с вдохновением великого
— Что с рыбой делать?
— Ты забыл? Рыбу мы будем есть! — свирепо прошептал я. — Садись за стол!
К чести Фараона, надо сказать, что при упоминании о предстоящем нам пиршестве он не изменился в лице. Ну, почти.
Мы уселись за стол, и я взял на себя обязанности распорядителя. То есть, проще говоря — налил в чашечки-сакадзуки охлажденный саке, с удовольствием втянул носом тонкий аромат и жестом предложил Фараону поднять свою чашечку. Что он незамедлительно и выполнил.
— Буду краток, — сказал я. — Кампай!
Мы выпили. Я взял палочки и прокричал куда-то в потолок:
— О, неужели сейчас я исполню давнюю мечту? О, сколько лет я не пробовал это нежнейшее кушанье! Ты не представляешь, друг мой, как тебе повезло — ведь ты отведаешь фугу впервые!
Хозяин паба серьезно кивнул и заголосил в ответ:
— Вот это да, Вар! Невероятно! Тот, кто этого не ел хотя бы однажды — считай, что и не жил на свете!
Так, продолжая обмениваться громкими речами, мы уцепили палочками по ломтику рыбы, окунули ее в понзу и начали жевать. Фараон делал это с некоторой опаской, я же был абсолютно спокоен — зря, что ли, мне столько раз прилетало по спине бамбуковым дрыном от почтенного Миуры-сан? В свое время дядька был выдающимся мастером приготовления фугу, слава его гремела по всей стране, пока он не решил, что с него хватит и не удалился на покой, торговать в своей крохотной лавчонке.
— Действительно вкусно! — удивленно сказал Фараон, но я мрачно покосился на него, и валлиец снова заголосил, расхваливая неземное наслаждение. Второе блюдо стояло поодаль, мы то и дело косились на него, и я приговаривал:
— А это мы оставим на завтра! Душа радуется, как подумаю, что завтра нас ждет продолжение!
Бутылка саке опустела. Я встал из-за стола, потянулся до хруста в позвоночнике и нарочито широко зевнул.
— Пойду-ка спать, — заявил я громко. И отправился в свою комнату. За спиной с подвыванием и вполне искренне зевнул Фараон.
— Я, пожалуй, тоже. Спокойной ночи!
Было темно, когда я проснулся от страшного треска. Весь паб ходил ходуном, с потолка сыпалась пыль, половицы в комнате страшно стучали. Пока я продирал глаза, кровать тряхнуло так, что я слетел на пол и здорово треснулся локтем и коленом. Матерясь в голос, я принялся натягивать штаны, пытаясь удержаться на ногах посреди всего этого хаоса. Ощущения были такие, словно я на корабле, который именно сейчас попал в шторм и вот-вот пойдет ко дну.
Пока я пытался поймать ручку двери, паб тряхнуло еще пару раз — особенно сильно. И вдруг наступила мертвая тишина. Я прислушался к ощущениям. Ничего не тряслось, вестибулярный аппарат не рапортовал о каких-то незапланированных изменениях в пространстве. И тут я услышал какой-то жалобный, приглушенный дверями звук: не то стон, не то писк. На всякий случай я вооружился, цапнув из свертка Сигурэ, который удобно лег в ладонь. Потом я открыл дверь и спустился по лестнице.
Фараон уже был внизу. Он стоял на пороге зала и ошеломленно осматривался. Я тоже огляделся и понял, что разделяю чувства хозяина заведения. Посмотреть было на что. В зале царил полный разгром. Тяжеленные столы валялись, перевернутые вверх ногами, на барной стойке я заметил какие-то осколки. Но все это показалось незначительной деталью, когда я присмотрелся к тому, что творится в центре зала, где стоял стол, за которым мы вчера ели фугу.