Приговоренные к приключениям
Шрифт:
— Сам видел? — ехидно полюбопытствовал я.
— Иди ты…
— Друг мой Фараон! — вдохновенно обратился я к пустому залу. — Цветы надо дарить женщинам или ставить в вазе на стол. Для красоты. А не есть!
— Сам я не ел, — отрезал валлиец. — Вот же ты прицепился! Ну, гуляш у нас едят. Каул называется. Из баранины, с картошкой, морковкой…
— Пореем… — невинно вставил я.
— И пореем! — зыркнул на меня Фараон. — Между прочим, баранина у нас просто шикарная, куда там ирландской. Под ячменную лепешечку да по тарелочке каула… эх!
— Надо бы приготовить, — задумчиво
— И на десерт, — не слушая меня, продолжал хозяин паба, — добрый кусок Бара Брит.
— Это я знаю, — обрадовался я, — это кекс такой с изюмом!
— Значит, ты все-таки не безнадежен, — резюмировал Фараон.
Я хотел было ответить, но он уже лязгнул засовом и распахнул дверь. Теплый ветер дунул внутрь и принес с собой несколько леденцовых оберток и смятых ярких афишек. Музыка звенела и переливалась, и я вдруг почувствовал, что внутри тоже что-то откликается на этот гитарный перезвон.
— Карнавал, — крикнул Фараон из глубины зала. — Пора выставлять текилу!
Он не успел договорить, а на порог паба уже шагнула разномастная компания — несколько усатых мужиков в расстегнутых почти до пупа цветастых рубахах, с ними две женщины, весело пересмеивающиеся между собой. Одна из них грызла «калаверу» — сахарный череп на палочке.
— Ага! Хосе не дурак, Хосе привел вас в нужное место, ребята! — приветственно потряс кулаком пузатый мужик с седыми висками. Выглядел он крепко поддатым, как, впрочем, и вся его компания, но не было в нем ни капли агрессивности, сплошное дружелюбие. Он увидел Фараона и радостно заголосил: — Друг, можно нам выпить? В горле сухо, как в пустыне!
— А то! — не менее радостно отозвался валлиец. — Милости просим!
Компания заголосила еще веселее, и всем скопом бухнулась за стол.
Я уже не удивлялся тому, что прекрасно понимаю все, что они говорят. Если уж окунулся в чудеса, так давай, делай это по самую макушку, без оглядки на скучную реальность.
— Давайте выпьем за моего деда! — пузатый мужик тут же взял инициативу в свои руки. Литровая бутылка мескаля нарисовалась перед ним практически из воздуха. Ай да Фараон, настоящий кудесник.
— Чтоб меня! Это же мескаль Дель Магве… — благоговейно прошептал пузатый. — Бутылка сорокового года. Нет, синьор, — он покачал головой, стирая ладонью пыль с пузатой бутылки, — эта штука нам не по карману, несите чего попроще.
— За счет заведения, друзья! — царственно отмахнулся старина Бриан. На секунду мне даже показалось, что вместо клетчатой рубахи на нем вдруг образовался ослепительно белый костюм.
— Ого, — ошеломленно крякнул приятель пузатого, — вот это да!
— Сегодня можно, — успокоил его валлиец. — Сегодня такой день. Так что, сеньориты и синьоры, давайте-ка выпьем за дедушку этого достойного человека, хоть я и не имел счастья его знать.
— Для меня это слишком крепко, — пропищала миниатюрная брюнетка, принюхиваясь к мескалю. Этого я уже не мог выдержать.
— Позвольте-ка, — сказал я, подходя к столику, — я смешаю вам чудесный коктейль «Гусано Рохо». Не ту попсу, которую подают туристам-гринго… кстати, мы тоже гринго, только не американо… а настоящий коктейль, сладкий, как поцелуй!
—
— Он не просто повар, — успокоил мексиканку Фараон. — Он кудесник, каких мало.
— И правда, выговор у вас не как у американцев, — сказал пузатый, улыбаясь. — Кстати, я Хосе. Откуда вы, ребята?
— Руссо, — кратко отрекомендовался я.
— О! — вся компания зашумела одобрительно. — Руссо!
— Хм, — Фараон почесал в затылке. — Пожалуй, я тоже руссо. Объяснять, что такое Уэльс, мне чертовски лень. Не хватало еще, чтобы они сломали язык и мозг над всякими там словами типа «кымраг».
Я закончил смешивать коктейль — имбирное пиво оказалось именно такой температуры, какая была нужна — и подал стакан брюнетке. Пригубив, она восторженно выдохнула: — Ого!
— А можно и мне? — попросила ее подруга.
— С нашим удовольствием…
День мертвых катился по Мексике, разнося во все уголки веселье, перемешанное с печалью, щелкая сахарными челюстями калавер и кастаньетами танцовщиц. А «Дубовый лист» поскрипывал под напором посетителей. Шумные компании появлялись и исчезали, кто-то пел под гитару, спиртное лилось даже не рекой, а океанским потоком.
— У нас что, холодильник бездонный? — улучив момент, спросил я Фараона.
— Не бери в голову, — спокойно ответил тот, — еще ни разу не было такого, чтобы кому-то не хватило.
— Удобно…
В углу зала, на крошечной сцене (кстати, откуда она там?) бренчал на пианино (а пианино у нас с каких пор?) музыкант. При взгляде на него я как-то даже притормозил посредине всей этой суматохи и присмотрелся внимательнее. Мужчина выглядел колоритно. Во-первых, он был в цилиндре. Пыльный, сдвинутый на затылок, когда-то лакированный цилиндр, совершенно точно — настоящий, не реквизит какой-нибудь. Во-вторых, на мужчине был фрак с засученными до локтей рукавами. Фрак был надет прямо на голое, смуглое и худощавое тело. На шее у мужика болтались многочисленные медальоны, с виду золотые. Вся эта коллекция цацек должна была весить полкило, не меньше. Довершали прикид потертые голубые джинсы и, почему-то, кеды «конверс». Мужчина упоенно лабал какой-то регтайм, и получалось у него это весьма неплохо. В зубах смуглого франта дымилась толстенная сигара, а я никак не мог отделаться от чувства какой-то неправильности. Барон Самеди, под которого успешно косил дяденька, в мексиканский праздник не очень-то вписывался.
В это время мужчина в цилиндре оглянулся через плечо и посмотрел прямо на меня, будто прочитав мои мысли. Взгляд у него оказался холодный и очень цепкий. Но потом мужик улыбнулся, коротким движением сбил цилиндр совсем на затылок, так что стало совершенно непонятно — как он там держится — и снова забарабанил по клавишам.
— Э, братан, — услышал я, и кто-то хлопнул меня по плечу, — давай бегом, тащи текилу!
Я вздохнул и повернулся на голос. Патлатая харя с нечесаной бородой осклабилась мне в лицо. От хари несло перегаром так, что можно было поднести спичку и забыть потом про кабак навсегда, потому что взрывом бы разнесло все в щепки.