Приговоренные к жизни
Шрифт:
— Нужно выдвигаться! — прокричал он, стуча кулаком в дверь ванной комнаты.
— Никуда я не пойду, — послышался из-за двери приглушенный голос. Зашипела вода. Вероятно, Лэйла открыла кран.
— Ты вконец офигела? А кто мне жаловался, что работа простаивает?
Молчание.
— Если мы не найдём Нелли, все твои восемьсот двадцать шесть человек — всего лишь пшик. Некому будет засчитать, и ничего ты не получишь, — перешел на угрожающий тон Илья.
Дверь открылась, и в проёме появилась Лэйла. В полной боевой раскраске.
— Хорошо. Но пойду только с ней, — ткнула пальцем в сторону Тинчи.
Валентина
Со мной? Тоже мне, нашла подходящего напарника.
— Может быть, лучше со мной? — участливо заглянул в лицо подруги Гера.
— Ой, Герань, без тебя уж точно обойдёмся, — Лэйла ухватила Валентину под локоть и вытащила за собой из квартиры, захлопнув дверь перед носом парня.
К дому родителей Лэйла шла молча, еле переставляя ноги, думая о чем-то своём. Так идут на экзамен, к которому не готовился, или на встречу с надоевшим поклонником… Когда надо, но совсем не хочется. И до последнего оттягиваешь момент.
— Почему ты взяла только меня? — спросила Валентина, смущаясь.
— Потому что ты — никто. И ничего для меня не значишь.
Семья Бойцовых жила в общежитии. Лэйла терпеть не могла это место. Маленькая душная комната досталась её матери Ирине от бабушки. «Поживете первое время, а потом на свою, шикарную квартиру заработаете», — сказала бабуля. Но не заработали даже на среднестатистическую.
«Злодейка с наклейкой», как тогда называли бутылку водки, разрушила надежды бабушки. Поначалу отец пытался скрывать от молодой жены свою привязанность к спиртному. Но такое в семье разве долго утаишь? Мать пробовала бороться, отнимала у него из рук рюмку, садилась рядом и участвовала в застольях — лишь бы благоверному меньше досталось. А потом привыкла, втянулась, и через пару лет могла глушить водку не хуже заправского алкоголика. Дочь старалась реже появляться дома, чтобы не видеть пьяных скандалов. Иногда, протрезвев, Ирина останавливала дочку в прихожей, дышала на неё перегаром и пихала в карман куртки замусоленную сотню: «Купи чекушечку, а на сдачу — себе булочку». Лэйла отмахивалась со словами: «Мне же не продадут» или «Лучше хлеба купи», — и стремглав вылетала на улицу. Ирина неуверенно сворачивала деньги в трубочку и засовывала себе в лифчик. Она сама в магазин сходит. «А девушка-то моя совсем выросла. Дерзить научилась матери. Да и ладно. Чай, не голодная. Детей в школьных столовых должны кормить».
Лэйла ненавидела то время. Когда от желания есть подкашивались ноги, тянуло в желудке и рот наполнялся слюной, даже если по радио звучала реклама недавно открывшейся пиццерии. Ей казалось, что с тех пор она всё пытается наесться и никак не может. Лэйлу передергивало при воспоминании, как любой из родителей мог прийти на родительское собрание навеселе. А потом было жутко стыдно, когда одноклассницы шушукались за спиной. Лэйла с трудом сдерживалась, чтобы не надавать тумаков этим сплетницам, а заодно и мамаше с папашей. Поэтому КНО одним своим появлением в жизни девушки исполнил её мечту — поскорее сбежать из дома.
Лэйла медлила перед тем, как нажать на звонок родительской квартиры.
Заходить не хотелось. Она порвала с прошлым раз и навсегда.
— Я уйду в Хиатус. Не хочу, чтобы они меня видели. Придумай повод зайти внутрь, —
Когда невысокая женщина с жёлтым лицом открыла дверь, Валентина не нашла ничего лучшего, чем сообщить, что пришла передать весточку от её дочери. Лэйла стояла рядом и зашла следом, но мать её не видела. Женщина, развернувшись, прошла в комнату, посредине которой стоял круглый стол, накрытый клеёнкой.
— Значит, живая, — вздохнула Ирина, неловко рухнув на табурет и жестом приглашая девушку за стол.
— Прохлаждается где-то, паршивка! Лишь бы в школу не ходить! — заорал грузный мужик, подливающий водку в стакан. Он даже не поднял глаза на вошедших, сосредоточившись на процессе и пытаясь не пролить ни капли.
— В моём возрасте уже не ходят в школу, папочка, — Лэйлу услышала только Валентина.
В нос ударила резкая вонь — смесь перегара и какой-то кислятины. Стол был заставлен немытой посудой. Деревянные косяки отошли от дверных проемов, под ногами шуршали старые газеты, на обоях уродливым узором расплывались бурые пятна засохших брызг.
Мать Лэйлы была очень худой женщиной, с набрякшими веками и синюшными мешками под глазами. Тонкие бесцветные волосы она пригладила старомодным ободком. Старые застиранные легинсы, казалось, болтались прямо на костях. Мужчина, наоборот, отличался обрюзглостью, пивной живот его нависал над резинкой треников и упирался в стол. На лбу и щеках толстяка поблескивала выступившая испарина.
— Ну, как она? — мать Лэйлы вяло улыбнулась, обнажив щербатый рот. Женщина явно с трудом воспринимала действительность, но старалась не показать это гостье. Лэйла, невидимо сидевшая рядом, со вздохом отвернулась.
Наверное, это невыносимо тяжело — наблюдать, как близкие люди теряют человеческий облик.
— С Лэйлой всё хорошо. Она просила передать, чтобы вы не волновались, — придумала Валентина на ходу.
— А чего сама не явилась? — буркнул мужик и рыгнул.
— Лэйла не смогла приехать. Она занята, — Валентина почувствовала, что её голос прозвучал беспомощно и совсем неубедительно.
— Чем? Гулянками? Танцульками своими? — заорал мужик.
— Нет. Она работает.
— Кем она может работать? Шлюхой? — расхохотался пьяница.
Валентина увидела, как Лэйла вскочила. Её брови сложились домиком, губы искривились, ноздри гневно раздулись. Видно было, что она еле сдерживается, чтобы не обнаружить себя.
Родители, совершенно не стесняясь постороннего человека, начали перепалку.
— Коля, что ты говоришь? — прошамкала Ирина, еле шевеля языком.
— Так вся в тебя пошла, — плюнул ей в лицо отец Лэйлы.
— Не смей, сволочь! — не вытерпела та. — Меня ругай, а её не смей!
— Нет, у неё хорошая, высокооплачиваемая работа, — повысила голос Валентина.
Нужно было прекратить этот неприятный разговор.
Но на неё уже не обращали внимания. Пьяный мужчина вскочил, качнув брюхом стол. Забрякали пустые бутылки.
— Ах, высо-высоко-оплачиваемая, — с трудом выговорил он, — ну точно проститутка! Такая же, как её мать! — рубанул он рукой по воздуху.
— Прекрати, Коля! — Ирина повисла на его руке. — Ты не прав! — икнула она.
Но мужик грубо оттолкнул её и сгрёб свободной пятернёй нож со стола.