Приговоренные
Шрифт:
— Нет. Не смогу. Читай сам.
«2 марта. 7 часов 42 мин. по ВКМ.
Я на Альфе Начальной. В условленном месте жду сотрудника Службы Времени ВКМ, одного из дежурных, наблюдающего за работой спиралей Времени первого Луча. До его появления есть три минуты. Наблюдаю за альфийцами»…
— Стоп! — остановил сына Строптивый. — Лишних подробностей не надо. Только то, что раскрывает суть.
— Хорошо. Начну с последних трех дней, —
— Hо тут я пришел к весьма любопытному выводу.
«Процессы, — заглядывая в дневник, читает он, — в природе планеты и людском сообществе провоцирует Время. И не Время, а коды играют вспомагательную роль…
Итак, 7, 8, 9 марта.
Самое изнуряющее, самое трудоемкое — позади. Пропустил через себя 21.190 альфийцев. Почему один талантив, а другой — без всяких талантов; один умен, другой — не очень; один ленив, другой деятелен; один добр, другой — мерзавец; один преступен, другой — нет. И т. д. Почему, положим, глядя на одно и то же, люди видят его, и думают о нем по-разному. А то и вовсе не видят в упор.
Я все больше и больше склоняюсь к мысли, что альфийцев между собой разнит и сеет между ними непонимание, а также делает их индивидуальностями имеющееся в каждом из них свое Личное поле времяни…
Этот вывод надо проверить на других Начальных остальных пяти Лучей.
Завтра вылетаю на Начальную второго Луча…»
4. Резюме
— Минутку, мой мальчик! — прервал чтиво Строптивый. — Я давно уловил ход твоих мыслей. Они, нет слов, оригинальны. И я нисколько не сомневаюсь — делал ты все правильно. Мне подавай итоги.
— Но это так интересно, — разочарованно протянул Пытливый.
— Еще бы! — взъерошив волосы сына, согласился Мастер. — Мне то не знать, как увлекателен процесс поиска. Порой кажется, он получше окончательного результата. Потому что приходится ставить точку. И — все. Ты — пустой.
— Вот! Вот! — горячо выдохнул Пытливый.
Строптивый улыбнулся.
— Видишь ли, сынок, ты увлекся и забыл кому рассказываешь. Я все-таки в науке не новичок.
— Прости.
— Я не о том. Признаться, ты меня загипнотизировал. Честное слово, я бы до такой «отмычки», какую ты сумел разглядеть — не додумался бы. Вникнув в твой рассказ я сразу же увидел тот самый кончик, за который ты потянешь и узел развяжется…
— Значит мы с тобой одного поля времени, — радостно заметил Пытливый.
— А как же! — подхватил Мастер. — Мне было очень интересно как ты выходил на решение. А сейчас не терпится узнать итоги. Резюме. Это — главное. Красна изба не углами, а пирогами. Ты их подай.
— Изволь! — сказал Пытливый, быстро листая к концу свой дневник.
— Вот, — наконец нашел он. — Слушай.
Окрыленный похвалой Строптивого он читал громко, не без пафоса, изредка вскидывая на отца вопрошающие взгляды: все ли четко в изложении? все ли так, как нужно?
Мастер слушал с каменным лицом. Молча. Прикрыв глаза. Иногда кивал.
«…Нештатная ситуация, возникшая на Земле, как явствует
Речь идет о Пространстве-Времени, верней о его роли и значении в жизнедеятельности разумных существ во всех шести Лучах Начальных и Промежуточных планет. Роли, которой, в силу установленных наукой ВКМ постулатов, не только не придавалось должного значения, но и лишало возможности объективно судить о проявлявшихся признаках, ставящих под сомнение эти постулаты.
Признавая Время живым материальным органом мироздания, наука, наряду с этим, отводила ей роль пассивного придатка, обеспечивающего лишь физический фон среды обитания Хомо Сапиенсов. Оно, дескать, только ориентировало человека в Пространстве, в которое он погружен и предопределяло конечность его бытия. „Доминирующая роль в мантии времени первоосновы разумного существа, — постулатирует наука, — принадлежит кодам, нанесенным на нее…“
Этот, да и остальные безаппеляционно принимаемые и применяемые истины привели к осложнениям, так остро давшим о себе знать на Голубой планете. Хотя их довольно навязчивые признаки имели место и не могли не замечаться задолго до создания Земли во всех Начальных планетах мироздания.
Никому, однако, и в голову не приходило искать причину проблемы в недрах общепризнанных истин…»
Оторвавшись от записей Пытливый сказал:
— Трудно искать очки, когда они на тебе.
— Не просто, — согласился отец, глядя перед собой.
Пытливый кивнул и снова окунулся в тетрадь. Читал он еще минут десять, а закончив, стал ждать, что скажет отец.
Строптивый молчал. Он был потрясен блестяще и профессионально исполненной работой сына. Лицо его, однако, было по-прежнему каменным и ничего не выражающим.
— Что-то не то, Мастер?… Замечания есть? — робко спрашивает Пытливый.
— Отлично, сынок! Действительно, отлично! — потирая руки говорит Строптивый.
Пытливый облегченно вздыхает.
— Ну а теперь скажи, — снова говорит он, — разве не стоило ради этого пойти на пустячный обман?
— Обман пустячным не бывает, сынок. Обман — худшее из зол… Конечно у тебя есть смягчающие вину обстоятельства. И веские… У меня, положим, их не было, — не без горечи замечает Строптивый.
— Что же мне теперь делать?
— Думаю, твоя работа произведет впечатление. Так или иначе затушует твою вину.
Пытливый растерянно разводит руками.
— Но я ее еще не сдал. Все что я зачитывал и рассказывал у меня в разрозненных записях. Я думал меня не допустят к защите отчета.