Приговоренные
Шрифт:
Тубус стоял на пороге комнаты и потирал руки, будто они замерзли. Сейчас он не хотел верить собственным глазам. Случилось худшее из того, что могло случиться.
На кожаном диване устроился бывший капитан госбезопасности Игорь Куприн. Одно кресло занял незнакомый мужчина с широченными плечами, одетый в спортивный костюм. На столе сидел второй амбал, ростом выше первого и в плечах шире. Этот пришел сюда в майке и засаленных джинсах. Впрочем, машина гостей наверняка стоит где-то за углом дома. Дойти до нее – минута, этот дядя не простудится. Детина перебрасывал
– Какими судьбами? – Тубус постарался изобразить что-то похожее на радостное удивление, но голос сорвался на высокую ноту, а левая коленка начала дрожать. – А я-то думаю, кто тут притаился…
– Мы ждали, когда ты допьешь свою водку, – сухо ответил Куприн. – Ну, теперь ты вроде бы освободился. Можно поговорить?
– Конечно, конечно.
Рома изобразил что-то вроде полупоклона и посмотрел на письменный стол, в котором лежал пистолет. Можно просто сесть в кресло и незаметно выдвинуть ящик. И тогда еще посмотрим, чья возьмет. С близкого расстояния Тубус не промахнется.
– Есть новые поручения? – шагнул он к столу и остановился.
– Ты за пистолетом? – спросил Куприн. – Можешь не беспокоиться, он у меня.
– Ствол мне не нужен. – Тубус переминался с ноги на ногу, соображая, что делать дальше, и не мог придумать ничего путного. – Орехи им разве что колоть, этим пистолетом. Если понравился, себе оставьте.
Куприн закинул ногу на ногу и стал внимательно разглядывать хозяина, топтавшегося посередине комнаты. Тубус чувствовал этот взгляд кожей. Он спрятал за спиной руку, на запястье которой проявились синяки от наручников, и подумал, что разбитую физиономию в кармане не спрячешь. Сейчас Куприн спросит, где Тубус пропадал всю ночь и почему у него такой вид, будто спал в ночлежке, а под утро подрался с ее обитателями? Прямо сейчас, сей момент, он задаст именно эти вопросы. Но что ответить? Что соврать, если язык едва шевелится от страха?
– Как погодка? – спросил Куприн.
– Ничего, приличная, – неизвестно чему обрадовался Тубус. – Вчера еще обещали похолодание. Это я сам по радио слышал. Но на самом деле совсем не холодно. А днем обязательно разгуляется. Тепло будет. И солнышко…
– У-угу, угу, – кивал головой Куприн, будто вопрос погоды имел крайне важное значение. – Значит, не холодно? Я лично холод не люблю. Хоть начинал работать в северных краях, в мурманской милиции начинал, но никак не могу к этой проклятой погоде привыкнуть.
Тубус собрал все свое мужество и спросил:
– Могу я узнать: что случилось?
– У меня ничего не случилось, – ответил Куприн. – А вот что с тобой стряслось? Ты на себя в зеркало уже смотрел?
– Я возвращался из кабака, взял тачку. – Сердце Тубуса то замирало, то начинало стучать с бешеной скоростью. И опять останавливалось. А глаза бегали по сторонам, будто искали дорогу к спасению. – Водитель оказался смертельно пьян. Ну, я это понял только в дороге. Короче, мы не вписались в поворот…
– Можешь дальше не врать, – голос Куприна звучал ровно, невыразительно. – Значит, ты сегодня с ментами дружбу свел? Продал старых друзей и… Что ты получил взамен?
Тубус пытался выдавить из себя какие-то слова, хотел выхватить у судьбы лишнюю минуту жизни, но вдруг понял, что не сможет придумать историю, хотя бы отдаленно напоминающую правду, и опустил взгляд. Два здоровенных парня с неожиданным для их комплекции проворством подскочили к нему, заломили руки за спину и стали крепко держать его, пока к нему, натягивая на ходу кожаные перчатки, не подошел Куприн.
Тубус получил такую серию ударов по лицу и в корпус, что едва не лишился сознания от боли. Он хотел закричать, но не смог, слезы туманили взгляд, язык стал тяжелым и неповоротливым.
Неожиданно Куприн остановился и коротко приказал:
– Выбросите эту падаль!
Тубуса поволокли к подоконнику, взяли за руки и за ноги, приподняли вверх… Он закричал что было сил, зацепился кончиками пальцев за жестяной подоконник, сломал ногти. И, полетев с верхнего этажа, словно яркий парашют, с громким стуком ударился об асфальт.
Глава восемнадцатая
Сонин поправил плед, закрывавший ноги, отхлебнул из стакана остывший чай.
– В общей сложности я охранял своего босса десять лет, – сказал он. – Я же помогал искать его пропавшую любовницу Елену Степанову. Но из этой затеи ни черта не вышло. Следы потерялись. Позже я узнал, что Лена в колонии отбывает срок за убийство, но шефу об этом не сообщил. Аносов такой человек: ради этой женщины он мог совершить безумные поступки. Наделать ошибок, которые потом не исправишь. Мог себя погубить. Во время последнего покушения на босса я был ранен, почти полгода провалялся в больницах. Потом заново учился двигаться, но больших успехов не добился. Сам видишь: я больше похож на покойника, чем на живого человека. Понемногу стал забывать о Степановой.
– Вы поддерживаете контакты с Аносовым?
– Нерегулярно. На мой счет в одном из банков ежемесячно переводят деньги. На врачей и еду хватает.
– Знаете, где он сейчас?
По лицу Сонина скользнула тень улыбки.
– Мир большой. Есть, где спрятаться.
– Вы знаете, что Степанова погибла в заключении?
– Узнал только год назад. А о том, что она родила ребенка, – совсем недавно. Мой бывший хозяин в курсе событий. В течение последнего месяца Аносов всеми силами пытался найти мальчика. Нанял каких-то людей, чтобы сына тайно вывезли из страны. Но Аносова опередили. Наверняка постарались полковник ФСБ Николай Макарович Лихно и его правая рука капитан Куприн.
– Я уже слышал эти имена. Навел справки. Лихно вышел в отставку три года назад. Куприн тоже ушел из конторы.
– Служат они в конторе или нет – значения не имеет, – ответил Сонин. – У Лихно остались прежние связи, контакты, деньги, влияние… Что же касается ребенка, его наверняка прячут в какой-то отдаленной области, далеко от людей. Похитители найдут контакт с Аносовым, выдвинут требования о выкупе. Ну, обычный сценарий. Аносов заплатит. Он мечтает обнять сына, но вряд ли увидит ребенка живым. Это мое мнение.