Приговоренный к власти
Шрифт:
— Прекрасное, — кивнул Араб. — Я не пою дифирамбы, Алексей, а лью воду на твою мельницу. Мои слова всего лишь комплименты импотента, я безопасен, к сожалению.
— Вы серьезно? — спросила Лана.
— Да, дорогая. И просто не знаю, гордиться ли мне своим участием в чернобыльской эпопее или рыдать по ночам, хватаясь за беспомощный прибор. Извините за грубость.
— Говорят, обычно поначалу выпадают волосы, — без уверенности заметил Лешка.
— Облучение действует на каждого непредсказуемо. У одних падают волосы, у других хвост. Опять же, извините. Вы приехали. Мне
Машина прижалась к тротуару и остановилась. Лешка взялся за дверную ручку, дождался, пока Лана выберется из салона, и негромко сказал Арабу:
— Все-таки сегодня расчетный день…
— Да. Пэй дэй, как говорят англичане, день расчетов. Но оставим это. За август ты мне ничего не должен.
Лешке мучительно хотелось уточнить, что за компанию алкоголиков видел Араб около видеотеки, запомнил ли кого внешне, но вопрос мог без нужды насторожить Араба, тем более что непонятно было, почему он сам приехал в десять часов с минутами, хотя знал, что раньше одиннадцати «Веселый экран» не открывается.
— У тебя неуверенный взгляд, — едва изобразил улыбку Араб. — Он бывает у мужчины в двух случаях. Когда мужчина влюблен или когда у него нет денег. В последнем варианте я могу помочь.
— Это первый вариант, — засмеялся Лешка и вышел из машины.
До плоской и ребристой белой коробки Дома правительства было около ста шагов.
Лешка присмотрелся.
Вся площадь перед высоким зданием была заполнена гомонящими людьми. Все вперемежку — напористая молодежь, люди в непонятной униформе, солдаты и медленно, с осторожностью маневрирующие в этой толпе БТР.
Танки стояли в стороне, почти не двигались, но явно намеревались охватить подступы к зданию в кольцо.
Четкой организации не просматривалось ни с той, ни с другой стороны.
Но все же кто-то держал ситуацию под контролем. Бронетехника не бросалась в атаку, а отдельные группы людей азартно возводили линию обороны из всякой всячины, что идет на строительство баррикад, — таскали скамейки, арматуру, спиленные деревья, местами уже навалили цементные плиты.
Линия раздела между враждующими сторонами не просматривалась. Где враг, где друг — понять было невозможно. Девочки лезли на броню танков, а солдатики улыбались потерянно, со страхом ожидая команды давить гусеницами этих веселеньких мартышек в платьицах и джинсиках.
Шум, суета и никакой целеустремленности ни у кого — словно пикник не на лесной лужайке, а посреди города.
— Будем строить баррикаду? — неуверенно спросила Лана.
— У меня квалификация повыше, — ответил Лешка горделиво. — Это — моя ситуация. А ты ведь медсестра? Тоже к месту. Пойдем поищем командиров.
— Ты, Леша, особенно не нажимай на то, что я медработник, — засмеялась она неловко. — Я специалист слабенький, не для фронтовой полосы.
— Хорошо. Незачем тебе влезать в эту мясорубку.
У парадных дверей их остановили двое офицеров с автоматами через плечо. Лешка подал свой военный билет и кивнул на Лану.
— Она медсестра. Из косметического салона красоты. Но в деле тоже кое-что понимает.
— Ну и что? — мрачновато спросил лейтенант, внимательно вчитываясь в
— Как что? — изобразил возмущение Лешка. — Я старший сержант с афганским опытом, не бревна же мне таскать.
— Это другой разговор, — лейтенант посмотрел на фотографию в военном билете, потом в лицо Лешки.
— Поднимись на третий этаж, спросишь Большого майора.
— Так и называть? Большой майор?
— Да, так и называй. Пока, во всяком случае.
Вот так-то, и здесь, на всякий случай, предпочитали жить не под собственными именами. Осмыслив это, Лешка уже не удивился, когда в коридорах ему начали попадаться парни при оружии и в шерстяных масках на лицах. Ох, ребята, вы этими масками не столько страх на врагов наводите, сколько сами себя пугаете, да и не спасут они вас, если дело дойдет до поражения и большого трибунала победителей.
— Если ты собрался играть в эти игры, — негромко сказала Лана, — то играй по-крупному. Предложи свои услуги президенту.
— В армии есть понятие субординации. Начнем с Большого майора.
— Хорошо, иди. А я поищу местный полевой госпиталь. Где встречаемся?
— Внизу. На центральной лестнице. Или ориентируйся на вой трубы Алика.
— Ты думаешь, он прискачет сюда?
— А куда он денется?
Лана кивнула и пошла боковым коридором в сторону. Лешка подавил усмешку — подруга его явно не хотела принимать участия в боевой мясорубке. К тому же и «медицинского», если так можно выразиться, в ней ничего не было. Не зная почему, но Лешка уже несколько раз отметил, что она постоянно фиксировала правильность речи, словно учительница словесности: говорить надо «перспектива», а не «переспектива», буква «с» в собственном имени для нее была слишком свистящей, изменение имени Владимира на несколько насмешливое Вово, с ударением на втором слоге, признала оригинальным. Она обращала внимания на слова, обращала — профессионально. Но это ее заботы, решил Лешка, в конце концов, у него самого на всякий случай лежат в кармане фальшивые документы — у всех своя шерстяная маска на физиономии или почти у всех.
Большой майор оказался не столь высок и могуч, сколь обширен, лыс и груб. Кроме того, он выглядел настолько усталым, словно всю ночь грузил уголь с платформы. Он внимательно просмотрел военный билет Лешки, видимо, хорошо умел читать такие бумажки, знал зашифрованный смысл в разного рода символах и значках, которыми пестрел Лешкин документ. Вскинув на Лешку испытующий взгляд, резко спросил:
— Зенитно-ракетные войска? Афганистан? Старший сержант? Начинал службу в Калининграде, который Кенигсберг?
Русским языком в военном билете эти сведения не сообщались, но Большой майор знал свое дело.
— На все ваши вопросы — «да», — ответил Лешка.
Его ответ настолько понравился, что Большой майор не обратил внимания на перезвоны двух телефонов, стоявших на отдельном столике.
— Людьми командовал? Стрелял на поражение? В атаку ходил?
— Под прикрытием авиации и бронетехники.
— Хорошо. А где твоя униформа? Где погоны и головной убор?
Лешка потерялся. Большой майор требовал того же, что советовал Журавлев.