Приговоренный к власти

Горохов Александр

— Алеша, пойдемте, я покажу вам ваши апартаменты.

— Это тетка Наталья! — весело сказала Алена. — Самый главный командир в доме!

Они вернулись в гостиную, и Лешка первый раз разглядел эту тетку Наталью, которая в течение дня мелькала то там, то здесь, и, кажется, он с ней даже знакомился, но толком не разглядел. Теперь он увидел, что ей было около сорока — крупная стройная женщина с внимательными глазами.

— А чайку еще на ночь не попьем? — спросила Алена.

— Не надо, милая, на ночь. Спать

будешь неспокойно. Пойдемте, Алексей, я вам покажу, что здесь у нас и как, в смысле туалета, ванны и прочего.

Алена тронула его за руку и сказала мягко:

— Спокойной ночи, Леша. У нас еще завтра целый день, да?

— Да, да, конечно! — торопливо ответил Лешка, вдруг радостно осознавая, что завтра действительно еще целый день увольнения.

Наталья Васильевна заметила:

— И завтра целый день, и потом еще целая жизнь.

Алена пошла на второй этаж, на лестнице приостановилась, оглянулась и негромко позвала:

— Леш, я разработаю на завтра очень большую и очень интересную программу, хорошо?

— Хорошо, согласился Лешка, даже не подозревая, что никакой программе не суждено осуществиться и что увидятся они очень и очень не скоро.

Наталья Васильевна провела Лешку в комнату, которая, как он понял, в основном служила библиотекой — стеллажи до потолка с книгами, стол с уютной зеленой лампой и просторный диван. Диван был уже застелен, и возле него стояли тапочки.

— Все удобства — налево по коридору. В ванне пользуйся любыми полотенцами и прочими приборами. Все стерильно.

В ее голосе Лешка впервые почувствовал легкую насмешку, но обращать на это внимания было ни к чему.

— Я бы хотел немного прогуляться. Свежим воздухом перед сном подышать, а то что-то, понимаете…

— Понимаю, — так же ровно сказала она. — Такими дозами, генеральскими дозами, вам пить еще рановато. Дверь наружу в конце коридора. Вернетесь, не забудьте заложить засов.

— Конечно, — сказал Лешка, почувствовав, что определение «генеральские дозы» было сделано со значением, словно женщина ставила его на свое место.

— Вам понравилось у нас? — спросила она.

— Да, — ответил Лешка и сел на диван, продемонстрировав, что к разговорам он не расположен.

А она еще стояла и откровенно смотрела ему в лицо, и ему вдруг захотелось сказать, что особенно-то ехидничать незачем, потому что он — гость, со всеми правами. А вот она по первому крику генерала тащила лейтенанту Охлопьеву чарку водки с закуской, так что у кого какая роль в этом доме сегодня, а уж тем более завтра, надо подумать.

— Если пойдете погулять, то у косяка двери висит фонарик. Но что не обязательно, у нас все улицы освещены.

Она неожиданно села в кресло у стола и перекинула ногу на ногу.

Лешка вдруг заметил, что она много моложе, чем он определил поначалу, — скорее всего ей

нет еще сорока и в ней, пожалуй, больше твердости, чем просто сдержанности. Он почувствовал, что она ему становится в тягость, и сказал, зевая:

— Пожалуй, не пойду я прогуливаться! А лягу спать!

— Правильно, но потерпи еще минутку… Удовлетвори мое чисто женское любопытство… Ведь это в вашем полку повесился какой-то парень?

— У нас, — слегка подивился Лешка. — Остап Мосол. Мои приятель.

— Да, так и говорили — украинская фамилия, на русское ухо не очень благозвучная — Мосол. Кость, надо понимать. Ты не удивляйся, у нас город в общем-то небольшой, а женщинам делать нечего, вот и идут всякие пересуды. Мы ведь, как полковые дамы, живем военной жизнью, жизнью наших мужей и друзей. У командира вашего полка здесь километрах в двух дача. И у замполита Диянова… В армии все всегда на виду, а уж у полковых дамочек, так и того поболее. Ты близко был дружен с Мослом?

— Можно сказать, что так… Но он все-таки замполита возил, при командире, так сказать, служил. Но в общем, мы дружили. Еще и Санька Журавлев.

— Тогда ты должен знать, отчего он так поступил? Ты парень неглупый. Мы тут все женщины просто понять не можем. Письмо какое-то странное…

— Там много чего странного, Наталья Васильевна. Письмо его совсем на посмертное письмо не похоже, мы так с Журавлевым решили. Письмо такое, будто бы он просто убежать хотел, за границу или еще куда… Журавлев Санька у меня страшно умный мужик. И у него своя версия была, верней, мы ее вдвоем разработали.

— Интересно. И какая же?

— Убили его.

— Вот как?! За что?! Ревнивые мужья?! Многие говорят, он Мосол, был очень красив.

— Красив не то слово. Как греческий Бог, хорош! Но это сплетни, Наталья Васильевна! Эти сплетни начали в последние дни после его смерти появляться! У него дома была девушка — дивчина! И он ее очень любил. Причина в другом, а в чем, мы понятия не имеем. А зацепка — нет зацепок, кроме одной…

Он примолк. В голове слегка шумело, разговор был ненужный, но смерть Остапа была еще совсем близкой, и Лешка, незаметно для себя, втягивался в тему.

— Все-таки есть зацепка? Ты прости мое женское любопытство, жизнь моя здесь при родственниках, сам понимаешь, скудная и скучная… У нас-то все полагали, что он все-таки был большой «ходок» по женской части, и даже называли… жену замполита Диянова…

— Да что вы! Ей же под пятьдесят! Зацепка другая — деньги у Остапа появились в последнее время. Серьезные деньги. Мало того, писарь наш Твердохлебов протрепался, что видел однажды Остапа в городе, в хорошем штатском костюме. А тут что выстраивается? Если есть костюм, то надо его где-то хранить. В части не спрячешь, мы там все на виду. И значит, у него была квартира…