Приговоренный к забвению
Шрифт:
Шумно захлопнув книгу, Рик порывисто поднялся.
— Славная у тебя библиотека, магистр! — со злом проговорил он Алонзо. — И книги очень поучительные. Благодарю!
— Постойте… — пробормотал тот, пытаясь поскорее подняться, но трясущиеся ноги не слушались, трость непослушно скользила по полу. — Одну минуту… Всего одну минуту!
— Твоя библиотека будет целее, если я уйду прямо сейчас!
— Господин!.. — с сердцем воскликнул старик, неловко опускаясь на раздутые, безобразные колени. — Простите, господин!.. Я не узнал вас… Я не узнал вас!.. Я должен
Его голова тряслась, на морщинистых щеках заблестели влажные дорожки слез.
Рик смерил холодным взглядом сгорбленную фигуру магистра. Отпираться было поздно.
С тяжелым вздохом он подошел к Алонзо и подал ему руку.
— Встань, старик. Я и раньше терпеть не мог шорканья штанами по полу, а теперь это и подавно не к месту.
— Господин!.. — воскликнул Алонзо, с почтением прижимаясь лбом к руке Алрика. — Мои предки верили, что вы непременно вернетесь!.. А встретил вас я, потерявший веру и презренный…
— Как же ты узнал меня?.. — спросил Рик. — Во мне ведь нет магии.
Старик заулыбался сквозь слезы.
— Магии, может, и нет… Но как магистр я могу смотреть глубже. И я смог увидеть ваш дух!.. О, я прожил на этом свете почти двести лет, но еще никогда я не видел такого!.. Если вы хотите остаться неузнанным, позвольте сотворить вам маску духа, и тогда даже Великий магистр не сможет распознать в вас… вас.
— Дельное предложение, — задумчиво проговорил Рик, поднимая наконец старика с колен. — Так значит, Сафир ждал меня?..
— Он верил, что вы вернетесь, и приказал всем своим потомкам верить… Есть легенда, что он даже пытался призвать ваш меч, но Совет запретил ему…
— Совет!.. — с угрозой в голосе воскликнул Рик, и его лицо исказила злобная усмешка. — Ну конечно же… Совет… Так что же случилось, Алонзо? Каким таким чудом людям отшибло память?..
Магистр развел руками.
— Я не знаю, Альтарган. Предания нашего дома поминают вас как величайшего героя и освободителя от демонического огня — это все, что я знаю. Говорят, Сафир писал свою летопись, но когда его младший сын взглянул в свитки, то испугался за свою семью и детей, и рассказал о них Совету. Свитки сожгли, Сафир потерял высокое звание и был объявлен безумцем. Увы — человек слаб!..
— С чего ты взял такую глупость?! — сверкнул белками Рик. — Что значит слаб? Человек есть сила! Или вы теперь оправдываете этим словом стремление к подлости, предательству, бессовестную лень и жажду покоя? Это не оправдание, магистр, это позор! Есть только одна слабость, в которой нет позора, и она называется немощь!
Алонзо опустил голову.
— Прости, господин…
Рик растер ладонями лицо, вздохнул.
— Да ты-то тут причем, магистр?.. Ладно, создай мне маску духа, потомок Сафира Белоглазого…
После разговора с магистром Рик пришел на плац. Небо на востоке уже посветлело. Солнце еще не выглянуло из-за края земли, но его алая кровь уже выплеснулась в облака. Он смотрел в небо — и видел рубленые раны на теле Антония, опаленные останки Берта, кровавый алтарь, на который взошла Рут…
Он заставит
Они отдали ради победы все. Все, что у них было: свои мечты, свою молодость, семью, которую они так и не смогли никогда создать, жизнь, которую так и не успели прожить. Единственное, чего не мог отнять у них враг — это слава доброго имени.
Это сделали люди. Растоптали их имена, сожгли заново их тела, прошедшие пытку демоническим пламенем.
Но теперь он, Альтарган Алрик, вернулся. И он возьмет свою плату с каждого, кто ему задолжал.
Хмурый и сосредоточенный, он вернулся в дом слуг, переоделся, не обращая внимания на недовольное ворчание еще не проснувшихся работников, отправился таскать воду в прачечную. После завтрака Рик пошел чистить отхожие места. Выскоблив доски до бела и опустошив ямы, он засыпал их свежими опилками, взяв их у конюха в обмен на помощь в чистке конюшни. Теперь в нужниках не смердело, а пахло деревом и чистотой.
Руки болели, спина отваливалась, ноги дрожали в коленях с непривычки. Слуги в открытую смеялись над ним, считая, что дурачок хочет выслужиться перед Ноилем.
Рику было плевать и на их смех, и на Ноиля. Он просто должен был стать сильнее, и как можно быстрей.
Конюшню он чистил, не разгибаясь. Весь потный, измученный, он с трудом елозил лопатой в стойлах, пока, наконец, там не стало чисто.
Обед он проспал в копне прошлогоднего сена позади конюшни, проснулся голодный, как дворовая собака у плохого хозяина. К счастью, Ашиэль припрятала для него кусок хлеба с сыром. Притупив голод, Рик отправился дальше искать себе работу, после ужина снова почистил нужники, поспал пару часов — и, когда опустилась ночь, сбил сапогом с черенка лопату и вышел на плац. Мышцы, казалось, вот-вот взорвутся от напряжения, но Рик заставлял их работать, снова и снова отрабатывая простые приемы с помощью черенка лопаты, потому что меча у него не было — до тех пор, пока небо на начало светлеть.
На следующий день Рик вставал с постели на четвереньках, под дружный хохот уже проснувшихся мужчин.
Проспал. Ну ничего, завтра проснется вовремя. Отработав целый день в прежнем режиме и потренировавшись ночью, Рик рухнул в постель, не чуя ног. Но через час он поднялся и отправился носить воду.
Через неделю Рик уже легко вставал, и не вздыхал, наклоняясь или приседая. И над ним больше никто не смеялся — и почти никто не разговаривал. Этот парень с бешеным блеском в глазах их теперь пугал. Только Ашиэль, увидев, как на нем сидит рубаха, руками всплеснула:
— Рик, да она тебе мала! И как я раньше-то не замечала?.. Нужно ее расшить, пока не порвалась…
Тогда он впервые за всю неделю улыбнулся. Заставляя работать тело до изнеможения, Рик давал высвободиться духу, а дух, в свою очередь, менял тело под себя. Это не рубашка была мала, это просто его плечи стали шире.
В тот вечер к нему украдкой пришла Селина. Он как раз принялся рассыпать опилки в последнем нужнике, когда девушка, смущенно заглянув в открытую дверь, вдруг его окликнула.