Приговоренный
Шрифт:
— Любопытно…
— Икона была помещена в Музей древнерусской живописи, отреставрирована, но практически не выставлялась — хранилась в запаснике. А в 1988 году, по случаю 1000-летия крещения Руси, ее вернули православной церкви. Еще через три года, в 1991-м, когда был вновь открыт Ново-Никольский монастырь, ее вернули на прежнее место. И именно оттуда она была похищена в 1992 году. Похитил ее, предположительно, один из послушников монастыря, некий Репкин, который через два дня после исчезновения иконы был найден в лесу мертвым с тремя ножевыми ранами. По-видимому, организаторы преступления отделались от него, либо не желая расплачиваться, либо просто как от лишнего свидетеля. Сразу скажу, что через
— А какая между ними связь? — задумчиво произнес Иванцов, постаравшись придать своему лицу самое рассеянное и незаинтересованное выражение.
— Связь эта выяснилась только сейчас. Оказывается, в последние дни в области произошло серьезное перераспределение сфер влияния между преступными группировками. Ядро группировки, возглавлявшейся неким Черновым по кличке Черный, фактически уничтожено командой Курбаши, личность которого пока не установлена. Это хорошо законспирированная организация. Известно, что они одно время контролировали весь рэкет и другие незаконные операции в соседней области, но сейчас перенесли центр тяжести своей деятельности к нам. Мы знаем, что в последнее время милиция задержала около 15 человек, облпро-куратурой на них выданы постановления об аресте, но почему-то все они принадлежат к группировке Черного. Никто из других команд не попался. Не странно ли, Виктор Семенович?
— Это вопрос к Найденову, Андрей Ильич. А вот о связи между убийствами, о которых вы упоминали до этого, я еще ничего не услышал.
— Задержанный нами иностранный гражданин, — тут Рындин хмыкнул, явно иронизируя по поводу того, что молдаванина надо считать иностранцем, — сообщил, что главной целью его поездки была встреча с представителями группировки Черного. Квартира на Пустырной улице, где раньше был прописан Коваленко, теперь куплена неким Кузяковым Вячеславом Антоновичем по кличке Кузя. Кузяков, о котором известно как о фигуре, близкой к Черному, судя по агентурным данным, либо убит, либо исчез из города. Домициану признал, что был знаком и с Коваленко, и с Кузяковым.
— Значит, Коваленко был членом банды Черного?
— Да. И убит он был за то, что не довез до условленного места «дипломат» с той самой иконой в бриллиантовом окладе. Домициану должен был встретиться с ним в Москве, но тот туда не прибыл, потому что вынужден был вернуться к Черному.
— А как Домициану собирался вывезти икону? И кому?
— Кому — неясно. Он только посредник. А в 1992 году, как известно, у нас почти не было границы с Украиной, в Приднестровье шла война, и был общий бардак, так что для домнуле Домициану не было особых проблем. В Кишиневе он должен был позвонить по телефону — наши коллеги уточнили, что это какая-то фирмушка, торгующая румынской мебелью, — назвать условные слова, после чего ему назначат место встречи.
— Но ведь кто-то же нанимал его на эту операцию?
— Вот тут он помалкивает. А с кишиневскими товарищами у нас сейчас сложные и неоднозначные контакты. В Москве есть данные, что Домициану был дважды судим за контрабанду еще при Советской власти и, судя по всему, специализировался на иконах.
— Ну что ж… — сказал Иванцов. — По-моему, санкцию на арест дать можно. Вы ведь по этому вопросу такой доклад сделали?
— В принципе да, хотя тут, Виктор Семенович, есть одно маленькое сомнение. Дело в том, что, разрабатывая контакты Домициану, мы вышли на еще один адресок, где он побывал и сразу после этого решил уезжать из города. Там проживает некто Малыгин, тоже из окружения Черного. Малыгина мы взяли в аэропорту через час после задержания на вокзале Домициану. При нем ничего существенного не обнаружили, но он, как это ни странно, сам согласился дать показания, как только узнал, что задержан не милицией,
Рындин посмотрел на Иванцова с хитринкой, даже чуть-чуть глаз прищурил. Дескать, что, гражданин прокурор, влип? Все твои хвостики я в руки взял. Не пора ли по душам побеседовать?
— Интересно, — усмехнулся Иванцов, — что же он там такое наговорил?
— Конечно, Виктор Семенович, — предупредительно заметил Рындин, — все это может быть и чистой воды клеветой…
— Но вы все-таки сомневаетесь? Что ж вы сразу не доложили наверх своему начальству? Они бы обратились к генпрокурору, назначили бы расследование. Идете ко мне напрямую… А у вас, случайно, нет намерений спровоцировать меня на дачу взятки? При том, что пока у вас на руках ничего существенного нет. Одни «слова, слова, слова», как говорил Гамлет, принц Датский.
— Вы меня неправильно поняли, Виктор Семенович. — Рындин благожелательно улыбнулся. — Мы ведь не просто выслушали и записали показания Малыгина, но и провели кое-какие дополнительные следственные действия. Я бы не стал приходить к вам, если бы у меня не имелось достаточных оснований.
Там вполне хватит информации минимум на то, чтобы отстранить вас от исполнения обязанностей, а при дальнейшей разработке этих тем, как мне представляется, — и для возбуждения уголовного дела по нескольким очень солидным и малоприятным статьям.
«Не блефует, — оценил поведение Рындина прокурор. — Похоже, что действительно пришел договариваться».
— И что же вас удерживает, Андрей Ильич, от исполнения служебного долга? — съехидничал Иванцов.
— Одно лишь желание наладить более тесные контакты и взаимопонимание. Вывести их на тот уровень, который у вас достигнут с товарищем Найденовым. Упростить, если можно, некоторые процедуры по вашему ведомству. В необходимых для нашего управления случаях, разумеется. Соответственно улучшить информационный обмен, материальное взаимодействие…
— Особенно последнее, вероятно? — спросил Виктор Семенович, и Рындин улыбнулся еще шире.
ИСЦЕЛЕНИЕ
Примерно в семь часов вечера «капитан Гладышев» почувствовал, что ему не просто полегчало, а сильно полегчало. Часа четыре он перед этим проспал, причем без особой мутоты, сопровождавшей беспамятство прошлой ночи, а вполне спокойно и нормально, можно сказать, сном праведника, если это применимо к особо опасному рецидивисту, приговоренному к высшей мере и юридически уже расстрелянному.
Разумеется, эти положительные перемены в самочувствии пришли не сами по себе, а благодаря стараниям Верочки Авдеевой. Точнее, благодаря предусмотрительности ее покойной бабушки, царствие ей небесное и вечная память!
Сейчас, полеживая в кровати и ощущая, что ни жара, ни озноба, ни головной боли больше нет, Клык вспоминал, как несколько часов назад с беспокойством принюхивался к запаху, исходившему с кухни, где Вера кипятила на плите какое-то снадобье, изготовленное на основе смеси сушеной травы из конверта № 5 и содержимого пузырька № 3. Прочесть весь лечебник, составленный бабушкой, она не смогла, потому что там примерно половина сведений была о том, какие травы растут в окрестностях Марфуток, когда их собирать и как. Еще четыре пятых оставшегося содержания посвящались приготовлению различных лечебных средств, и лишь на последних страницах описывалось применение тех готовых лекарств, которые находились в сундучке. Эта инструкция была составлена в форме постскриптума ко всему бабушкиному труду и адресовалась непосредственно Верочке: