Приход ночи
Шрифт:
— Может, не надо одолжений?
— Это не одолжение. — Таня отвернулась от трубки на миг, чтобы выругаться. То ли в мой адрес, то ли дала кому-то втык. Какой-то мужчина что-то сказал в отдалении. — Это не одолжение, Люд. Просто я не хочу, чтобы ко мне домой таскались всякие типы.
— Мужики.
— Да, представь себе!
— Тогда я назначу встречу где-нибудь в другом месте.
Я подумала, что это было бы даже полезно. Подышать свежим воздухом, разогнать тягостные мысли. Неужели я не имею на это права?
Таня помолчала.
— Нет, лучше сидите дома.
— Ладно, так и скажу.
Я
Две женщины с амбициями в одном месте — это слишком. Даже если бы я была Таниной любовницей, вряд ли наши отношения сложились по-другому. Мы привязаны друг к другу, но не желаем подчиняться чужой воле. Вопрос принципиальный для обеих сторон, я бы сказала, болезненный. В моем случае, особенно. Ничего, ее вспышка — просто подсознательная реакция, успокоила я себя. Вечером она и не вспомнит о ней. Таня говорила, что ни в чем не собирается меня ограничивать и ни на что не претендует. Она честно пыталась вести себя в соответствие с этими принципами, однако ее чувства ко мне не давали ей безукоризненно держать высокую планку непредвзятости. Я понимала, что ее любовь была не последним аргументом в пользу того, чтобы перевезти меня сюда. Именно от любви идет ее желание заботиться и помогать. Со своей стороны, я дала понять, что между нами невозможно ничего, кроме дружбы. Таня согласилась, однако самопожертвование имеет свои пределы. Об этом я собиралась ей сказать еще в больнице, но тогда она не хотела ничего слушать.
Демократия — это утопия. Нам не быть равноправными. Постоянно вспыхивающие мелкие скандалы были прямым отражением разного отношения к факту нашей совместной жизни. Таня хотела видеть во мне нечто большее, чем подругу. Я же, как в случае с Артуром, делала все, чтобы держать ее на расстоянии. Да, я причиняла ей страдания, но поделать ничего не могла.
Этот груз давил на нас обеих. Таню можно понять. С ее стороны моя просьба выглядит как возмутительный бунт против заведенных в нашем гнездышке порядков. Но мне нужно было настоять. Дело не в Тане и не в Артуре, а моей способности быть лицом к лицу с миром живых людей. И чем плох Артур в качестве отправной точки для того, чтобы начать адаптацию в реальной вселенной? Не исключено, что я буду встречаться с и Лешей.
Находясь на взводе, я подумала, что мне нет причин скрываться. Я не преступница. Мне нет необходимости сидеть в подполье.
Я набрала телефон Артура. Попала сразу. Он ответил, удивленный.
— Это ты? Привет, в чем дело?
— В общем, приходи завтра, я договорилась.
— Так быстро… А, хорошо. Ладно. Здорово, я рад. Очень соскучился.
— Во сколько тебя ждать?
— Зависит от тебя, — сказал он.
— Лучше нам все сделать до прихода Тани. — «Все сделать» — звучит двусмысленно. У меня даже во рту пересохло. В голову полезли странные мысли. — Она вернется примерно в восемь-девять.
— Тогда давай я приеду к часу дня?
— Приезжай.
— Вино брать?
— Брать.
Артур засмеялся, и у меня отлегло от сердца. Неожиданно все изменилось.
Полчаса назад я нянчила свою депрессию, а теперь обсуждаю с мужчиной, как проведу день. Полгода назад об этом не могло быть и речи — вот в
Пусть Таня ревнует и злится, как ей будет угодно. Я слепая, но не сумасшедшая, у меня целы руки и ноги и хорошо работает голова. Я хочу обыкновенной жизни. Лишь бы меня воспринимали нормально, без слюнявой жалости и философских вздохов по поводу того, в какой ужасном мире мы живем.
— Хорошо. Тогда договорились. Перед самым приходом я позвоню.
— Ладно. Пока.
Помню, я положила трубку и держала на ней руку, поглаживая пластмассовую поверхность.
У меня появилась четкая цель. Я тянулась к ней, к этому хорошо забытому старому образу жизни. Мне захотелось узнать об Артуре все. Чем он жил этот год, как там у него отношения с Леной и все в таком духе. Хотелось посплетничать с ним, как мы делали раньше. Поумничать. Пообсуждать книги и фильмы. Выпить для расслабления.
Я чувствовала, что счастлива. Возможно, в ту минуты была даже слегка в него влюблена.
Я пошла на кухню, чтобы сделать себе крепкого чаю с лимоном. Стычка с Таней уже не казалась чем-то серьезным. К вечеру она ни о чем не вспомнит, можно не беспокоиться. Что мне в ней нравилось, так это неспособность держать в себе зло, даже когда речь шла о ее «больных» местах. Думаю, в конце концов, мы сумеем договориться.
Я прошла мимо дивана и, не дойдя до двери из комнаты пары шагов, почувствовала, как пол уходит из-под ног. Точно поскользнулась на мокром трамплине для прыжков в воду. Руки сами собой вытянулись вперед.
Я повалилась на пол ничком, задев правым боком край диванных подушек.
От этого мое тело чуть развернуло и приземлилась я на левое плечо. Появилась боль. За ней слабость. Из меня точно разом вынули все кости и связки и сделали мягкой игрушкой, не способной противостоять силе притяжения.
Стало трудно дышать. Разом мне вспомнилось все мое заточение.
Внутренним взором я увидела кирпичную стену и руки похитителя, показывающие мне клочки бумаги с сообщениями. Подо мной опять возился совок, собирающий экскременты. Я слышала собственную вонь.
Неужели я вновь в той комнате? Я не могла двинуть ни рукой, ни ногой.
Тело сковало параличом. Я в ужасе попробовала крикнуть.
Все повторялось. Моя неспособность двигаться, кричать простуженным горлом, чувство крайнего истощения, страх. Я будто перенеслась во времени, чтобы вселиться в ту себя, женщину, захваченную в плен. Лежа на полу в большой комнате Таниной квартиры, я испытывала чувство раздвоения. С одной стороны, четкое осознание, что я в домашней обстановке, а с другой, потрясающий эффект присутствия, вплоть до мельчайших деталей. Вновь этот проклятый стул и холод, обжигающий лодыжки и бедра.
Наверное, я все-таки кричала. Мне казалось, что невидимка тащит меня обратно в то страшное место. На этот раз он не ограничится глазами. Сейчас он отрежет уши. Или нос. Или аккуратно снимет скальп. Он же отлично понимает в хирургии. Что будет потом? Снова освобождение. До следующего раза.
Невидимка будет похищать меня, пока я не стану туловищем с головой, лишенным всяких выступающих частей.
Я замахала в темноте руками. Видения стали серыми, потеряли цвет.
Кирпичная стена исчезла. Потом растворились в пустоте и запахи.