Приходи в полночь
Шрифт:
Она вспомнила, что сравнивала звук его голоса с бархатным хлыстом. Сегодня в его тоне присутствовало немного сгустившегося воздуха, как будто он разговаривал со стыдливой невестой, которую надо за ручку подвести к сексуальной стороне супружества. Ли не понравилось такое сравнение.
– Вот так? – Кончиком языка она увлажнила верхнюю губу. Он широко улыбнулся:
– Да, так. Именно так.
И не успела Ли опомниться, как он уже подошел к ней и принялся менять ее прическу, закладывая с одной стороны пряди за ухо, а другую часть волос вздымая высокой волной над лицом. Но что поразило ее больше всего,
– Не затягивайтесь так туго, доктор, – сказал он, засовывая палец за воротник. – Всем надо дышать, даже вам.
У Ли никогда не было трудностей с дыханием. А вот если она будет ходить с расстегнутым воротником, то переохладится.
Затем он дотронулся до ее сережки, потрогав колечко пальцами, словно проверяя его могущество. Остро чувствуя прикосновения Ника, Ли ощутила, как его большой палец прошелся по внутренней стороне мочки уха. Это был легчайший намек на контакт, но почему-то натянулись все ее нервы. Она едва подавила дрожь.
Наконец он отступил, любуясь делом своих рук.
– Хорошо, да, так хорошо. А теперь приподнимите юбку, доктор, подтяните ее так, будто вы проверяете, не спустилась ли на чулке петля.
Удивленная Ли опустила глаза, вспомнив инцидент в машине Доусона, когда ее юбка ползла вверх по бедрам, как она вспоминала о нем, о Нике. Теперь она провела ладонью по гладкой ткани облегающей юбки, разгладила ее. Ли сделала это скорее рефлекторно, чем в ответ на его просьбу, но она не ожидала ощущений, которые вызовет это простое прикосновение. Они были захватывающие. Кожа покрылась испариной. Она чувствовала ее под туго натянутым нейлоном чулок, когда начала делать то, о чем он ее попросил, – медленно поднимать юбку. Что же с ней происходит? Ее охватила дрожь, и она закрыла глаза. Только на секунду, сказала себе Ли, чтобы перевести дух.
– Получится великолепная фотография, – сказал он.
Она мысленно представила зажженные лампы, Ника, двигающегося вокруг нее и щелкающего камерой. Она видела это с потрясающей ясностью…
– Ой! – вскрикнула она. Глаза у нее распахнулись, когда она почувствовала укол боли в лодыжке. – Что вы делаете?
Ник с недоумением приподнял брови. Потом они оба быстро посмотрели вниз. Прочь от них удалялась Мэрилин, помахивая хвостом и победно сверкая глазами.
Ник приглушенно рассмеялся:
– Мэрилин… как тебе не стыдно!
Но Ли не обратила внимания на комическую сторону произошедшего. Кошка укусила ее. Она не повредила ей кожу, но лодыжка горела, а на колготках спустилась петля!
– Как вы, ничего? – Монтера, извиняясь, пожал плечами, но в его глазах поблескивали скорее смешинки, чем сочувствие. – Она большая собственница, эта девчонка. Но я ее уже фотографировал.
– Надо же! – сухо отозвалась Ли.
Но втайне она была благодарна Мэрилин. Умное животное положило конец сеансу фотосъемок Ника Монтеры. И к счастью для Ли, ее укусила кошка. А не змея.
Глава 9
– Эфиопское кафе, мама?
Ли огляделась, надеясь подсмотреть, что едят другие представители ищущей
– Ты когда-нибудь уже здесь бывала? – спросила она.
– Разумеется, дорогая. – Кейт одобрительно проглядывала меню. – Мы с Кенджи были здесь на прошлой неделе. Не бери тушеную верблюжатину. Слишком соленая. А вот тефтели из рыбы и картофеля с карри просто чудесны.
Кенджи был последним открытием Кейт, японский художник, создававший мобили из проводов и автомобильных деталей и нуждавшийся в покровителе почти так же остро, как Кейт необходимо было ощущать себя покровительницей. Аи всегда интересовало, были ли связи ее матери не только творческими, но и сексуальными, но она никогда ее об этом не спрашивала, вероятно, из-за выработавшейся у нее благодаря консультациям привычки не вмешиваться в чужие дела. Кейт, однако, не столь уважительно относилась к частной жизни Ли, вероятно, из-за выработавшейся у нее привычки вмешиваться в чужие дела.
– Я подумала, что будет интересно попробовать что-то новенькое, – заявила Кейт. – Сколько себя помню, по четвергам в половине первого мы всегда обедаем в «Ритц-Карлто-не». Ничего хорошего, дорогая. Идешь по жизни как лунатик. Периодически каждый должен брать привычный распорядок дня и вытряхивать из него пыль, как из старого коврика. Возьми его обеими руками, Аи. Возьми и встряхни.
Ли кивнула матери поверх меню.
– Ньеленг? – спросила она, спотыкаясь на незнакомом слове. – Как ты думаешь, что это такое? Наверное, что-то с фенхелем?
Ли знала: с матерью бесполезно спорить, если та решительно настроилась по какому-то поводу. А в этом случае оказалось, что Кейт права. Жизнь Ли стала предсказуемой. За последний год она значительно сократила прием клиентов, чтобы больше времени посвящать своей рукописи. Иногда ей так хотелось увидеть ее изданной, что она уже чувствовала во рту вкус шампанского, которое пьют в честь выхода книги на вечеринке в издательстве. Это ее немного беспокоило. Если бы подобное желание появилось у одной из ее клиенток, она бы предположила, что мечта увидеть свое имя на обложке книги – еще один способ отмежеваться от властной матери.
– Пожалуй, я возьму фаршированный манный пирог, – сказала Кейт.
– Ни одного многослойного бутерброда в меню, – заключила Ли, когда официант принес им мятный чай, крепкий и сладкий, с плавающими на поверхности сосновыми орешками, а также дымящиеся горячие овалы свежеиспеченного хлеба в соломенной корзинке. – Доусону это не понравится.
– Доусону? – с упреком переспросила Кейт. – Я не знала, что он приглашен. Я думала, четверг – это наш день, твой и мой.
Ли надеялась, что ее улыбка получилась не слишком горестной. Четверг был днем, когда ее мать рассказывала ей о прошедшей неделе, а Ли внимательно слушала и аплодировала в нужных местах, что неизменно вдохновляло Кейт на повторение ее самых лучших хитов. Ее мать не нарочно вела себя так бесчувственно, давным-давно поняла Ли. Кейт была прирожденной актрисой, которая по-настоящему верила, что жизнь – это ее сцена, а «шоу» – ее первейшая обязанность.