Приходи вчера. Жуткие былички
Шрифт:
Отдельная квартира
Как бы невыносимо ни было ей, как интроверту, постоянно делить жилье с другими, часто малознакомыми людьми, а материальное положение вынуждало. Сначала институтское общежитие и отвязные соседки по комнате, которые если не уходили тусоваться в какой-нибудь клуб, то обязательно устраивали вечеринки дома. Потом пришлось снимать квартиру пополам с такой же вчерашней студенткой, но уже было полегче. Обе работали и встречались разве что только утром в коридоре.
Но какое же было огромное облегчение, когда вместе с новой работой появилась возможность снять квартиру только для себя. По сносной цене, собственники вроде нормальные, с разумными требованиями. Квартира старенькая, но опрятная. Вся техника и, главное, сантехника работает исправно. Что еще нужно?
Один только незначительный нюанс, которому почему-то хозяева придавали особое значение. Риелторша, такая же молодая девушка, как она сама, исправно проговорила этот, по ее словам, косяк, насмешливо закатив глаза: ведущая в коридорчик дверь единственной комнаты все время сама собой открывалась. В закрытом положении ее удерживал только замок, но хозяева очень просили его не использовать. В принципе дверь была вообще не нужна, запираться не от кого. Но то, что хозяева давали совет по такому ничтожному поводу, да так настойчиво, вызывало улыбку. Впрочем, у всех свои тараканы, а на цену это никак не влияло.
Получив ключи, уже через силу практически на пороге обменялась последними словами с риелтором. Хотелось наконец остаться одной, распаковать вещи и начать спокойно жить отдельно от всех этих утомительных людей.
Первым делом она разложила немногочисленные вещички, потом принялась за уборку, предвкушая, как вечером засядет за сериальчик с чашкой чая. И никто не будет мешать, путаться под ногами, требовать переключить канал, таскать конфеты из вазочки.
Дверь в комнату действительно постоянно распахивалась настежь, даже если подложить под нее много раз сложенную бумажку. Но это совершенно не нервировало ее. Всегда можно было купить симпатичный ограничитель для двери.
Только вечером, когда она уже приготовила себе уютное гнездышко и устроилась на разобранном диване, с лестничной клетки потянуло сигаретным дымом. Очевидно, кто-то из соседей решил не портить воздух у себя дома, предоставив наслаждаться табачной вонью другим квартирам. Что ж, этого хозяева не учли, когда высказывали свои пожелания.
Она нехотя выползла из-под пледа и, шурша по паркету шерстяными носками, решительно закрыла дверь в комнату. Щелкнула замком и проверила, дернув за ручку. Дверь не шелохнулась.
И тут прямо за ее спиной, у левого уха – она даже почувствовала дуновение воздуха на своей щеке – раздался сухой смешок, и, холодея, она услышала вкрадчивый голос:
– Наконец-то! Вдвоем ведь нам гораздо лучше…
Считалось, что родственник, умирая, остается частью семьи и продолжает участвовать в ее жизни. Он может с того света помогать благополучию живых, но нужно неукоснительно соблюдать правила, чтобы покойник не вредил и, главное, не возвращался.
Беленький волчок
За
В маленькой комнате с низким потолком тускло горит настольная лампа. Вся мебель старая, громоздкая, темная, но от этой тесноты создается ощущение надежности. Как в детстве: окружил себя со всех сторон игрушками и диванными подушками, и можно спокойно, без страха дожидаться, когда вернутся из гостей родители, возбужденные, веселые, будут в прихожей ронять вещи и громко шикать друг на друга: «Не разбуди ребенка!»
Подоконник ледяной, хотя в комнате очень тепло, даже душно. Елена отдергивает руку и по инерции дует на пальцы. Ожог холодом – смешно остужать его. И озноб, словно за шиворот сыпанули пригоршню ледышек. Пришлось даже плотнее в шаль закутаться. В доме душно, а ей зябко. Неужели заболевает? Совсем некстати.
Из старого радиоприемника слышится приглушенно на фоне радиопомех песня, искаженная, как на зажеванной пленке. Может, и не песня, а просто причитания, плач. Неприятно царапающее ощущение, когда в груди свербит и сам не понимаешь почему. Лучше вообще выключить.
Детская кроватка втиснута между диваном и комодом. Так всегда можно прямо с дивана дотянуться, а комод вообще раньше использовался как пеленальный столик, надежный, верный, помнящий всех младенцев их семьи. У комода на боку, ближе к левой передней ножке, процарапана завитушка, похожая на усик мышиного горошка. Случайно она там появилась или намеренно – теперь уже не узнать. Эта завитушка – как приветственный знак для начинающего ползать малыша, с высоты взрослого человека ее ни за что не увидишь.
На кроватке – груда одеял и еще плед. Елена сама его в детстве обожала, плела косички из бахромы по краям. И ее малышка точно так же любит. В доме душно, Елена точно знает.
Но им вдвоем почему-то совсем не жарко. Вот, даже плед пришлось достать. Наверное, виновата эта проклятая метель за окном.
Елена садится на край кроватки, похлопывает успокаивающе и тихо-тихо напевает:
Придет беленький волчок, Схватит Тоню за бочок…Из-под вороха одеял немедленно раздается детский голосок:
– Мам, серенький волчок!
Будто и не спала совсем, голос ясный, чистый. Все подмечает, все замечает. Славная, любимая девочка.
– Да, Тонечка, ну конечно, серенький…
Стащит Тоню во лесок, Закопает во песок, Станут Тонечку искать По болотам, по мохам, По ракитовым кустам. Пирогов напечем, Поминать пойдем, К тебе, дитятко, зайдем.Надо бы прибраться.
Настольная лампа светит приглушенно, уютно, но Елена-то знает, что и на комоде с завитушкой, и на подоконнике, и на столе, и даже на полке в шкафу – чашки с недопитым чаем. Каждый раз нальет себе, отопьет, отвлечется, поставит куда придется, а потом новый чай заваривает. Очень рассеянная стала. Надо бы порядок навести, собрать наконец их все и перемыть. Нет. Потом… Пока не закончатся все чистые чашки в буфете, даже не стоит и начинать уборку.